Рыцарь

Жанна поверила. О солдатах наверху она ничего спрашивать не стала.

– Я попробую, – донёсся до меня тихий голосок начинающей ведьмочки. – Лучше умереть, чем так жить. Но почему днём?

– Потому что днём стены охраняют не так тщательно. Ворота открыты, а во дворе – куча людей. Есть неплохие шансы на то, что когда мы будем проходить через ворота, на нас попросту не обратят внимания.

Я не стал говорить Жанне, что куда больше шансов на то, что на нас всё-таки внимание обратят. Но, в конце концов, надо надеяться на лучшее. Ночью смыться отсюда вообще нет шансов. Незачем забивать ей голову всякой ерундой. Пусть сначала сделает эту свинью Жуана. А солдаты наверху и стража на воротах... Проблемы надо решать по мере их возникновения. Всё рассчитать всё равно невозможно.

* * *

Всю ночь не давали спать истошные вопли соседа слева. Кажется, крысы беспокоили его сильнее, чем меня. Он орал до тех пор, пока наш ночной смотритель не избил его дубинкой. Тогда он заткнулся. Мне удалось подремать несколько часов до утра.

Вскоре после завтрака Жуан и Луис опять сели играть в кости. Луис – в который уже раз – продулся. Жуан пошёл отметить радостное событие своей жизни в камеру моей соседки. Заслышав его шаги, я приник к двери, не в силах справиться с внутренней дрожью. Перед турниром в Тулузе я волновался куда меньше.

Жуан проследовал мимо моей двери, отодвинул засов и вошёл в камеру Жанны. Я ждал. Прошло несколько томительных минут...

Прежде чем я увидел её в своё окошко, тишину разорвал оглушительный рёв Жуана:

– А-а-а, сука! Луис, Луис, эта тварь!.. У-у-у!..

Перед моей дверью возникла Жанна. Она вцепилась в засов и попыталась его отодвинуть, но он плохо слушался её слабых рук и шёл туго.

– Застрял! – отчаянно выдохнула она.

В коридоре грохотали тяжёлые шаги – сюда бежал Луис.

– Давай, девочка! Тяни! У тебя получится...

Она успела. С грохотом засов выскочил из паза.

В следующую секунду Луис отшвырнул Жанну в сторону и попытался задвинуть его обратно. Я изо всех сил врезал плечом в дверь. А дверь, в свою очередь, врезала тюремщику по физиономии. Сдавленное мычание, мешающееся с проклятьями, – и я наконец вырвался из своей вонючей камеры. Луис (морда в крови) отпрыгнул на шаг и потянулся за ножом.

Он не успел достать нож. Я перехватил руку с дубиной и провёл апперкот – мой тренер по боксу, если бы мог видеть, наверняка похвалил бы. Раздался хруст, Луиса приподняло в воздух, но потом земная гравитация утянула его обратно, он повалился на спину и остался в этом положении. Один – ноль в нашу пользу.

Жуан, придерживая спущенные штаны, скрючившись, выполз из камеры Жанны. Я ухватил его за шкирку и за сальные патлы и впечатал лбом в стену. Стена выдержала, лоб – нет. Два – ноль. Первый раунд за нами. Я снял с Жуана пояс с ножом, а нож Луиса воткнул ему между рёбер. Такую падаль нельзя оставлять в живых.

Взяв факел, двинулся по коридору, вдоль камер.

– Что теперь? – спросила Жанна, следовавшая за мной по пятам.

– Всё отлично, девочка! Ты молодец!.. Эй, Тибо! Ты здесь?!.. Тибо!!!

Ответом были только бессвязные вопли выживших из ума заключённых. Я переходил от одной камеры к другой, но из окошек в двери на меня смотрела либо пустота, либо дикие глаза безумцев. Гноящиеся губы, обезображенные лица, рты, в которых недоставало большей части зубов, язвы и на руках – следы крысиных укусов. На некоторых дверях были начертаны знаки вроде тех, что украшали мою дверь и дверь Жанны, но лица, находившиеся за этими дверями, были ничуть не лучше всех остальных. Полагаю, мало кто мог протянуть здесь больше, чем несколько лет, – умирали или от заражения крови, или от туберкулёза, а рассудка они лишались ещё раньше. Признаюсь, поначалу у меня была мысль открыть настежь все двери, но когда я увидел, сколько здесь сумасшедших, я переменил своё решение.

Чем дальше я шёл, чем громче кричал, тем меньше оставалось надежды, что Тибо откликнется. Возможно, он томится где-то на другом этаже. Я помнил из разговоров тюремщиков, что меня поместили сюда только потому, что недавно здесь умер кто-то из прежних заключённых. Тибо мог сидеть двумя ярусами выше. Или ниже.

– Андрэ, прошу вас... – Жанна вцепилась в мой рукав. – Надо уходить отсюда... Сюда может кто-нибудь зайти!.. Пожалуйста!..

Я шёл дальше. Остались две камеры в самом конце коридора – справа и слева. Слева в окошке была заросшая волосами и грязью морда, справа всё было тихо. Я отодвинул засов и посветил факелом в темноту. О Боже!..

На меня пахнуло нестерпимой вонью. На кровати шевелился огромный тёмный клубок – крысы, обеспокоенные моим появлением, разбегались прочь от света. Очевидно, обитавший здесь узник умер несколько дней назад, а тюремщики не придали большого значения тому, что еда, которую они ставят перед дверью, остаётся нетронутой.

Я закашлялся и захлопнул дверь. Когда я оглянулся, то увидел, что в глазах Жанны застыл ужас.

Затем я встретился со взглядом человека из камеры слева. Взгляд был на удивление ясным.

– Выпусти меня, – отчётливо проговорил он.