Шагая с ним в направлении кафе-мороженого, Дуглесс обдумывала заданный ей вопрос: в самом деле, что именно могло бы заставить ее поверить?! Но ничего подходящего ей в голову не приходило: всему можно было подыскать любые объяснения. Скажем, он — какой-то необыкновенно талантливый актер и просто-напросто прикидывается, что все для него тут внове! А зубы ему могли выбить, когда он, допустим, в университете только и делал, что играл в футбол. Судя по тому, что он совершенно не умеет читать, он, вполне вероятно, был порядочным лоботрясом. В общем, не было никаких доказательств, правда ли все то, о чем он ей говорит, и это означало, что для дальнейшего разыгрывания своей роли он может отыскать и использовать практически любые сведения!
Но что все-таки еще он может выкинуть в попытке убедить ее, что и впрямь явился из прошлого?!
Сев за столик в кафе, она несколько рассеянно заказала стаканчик мороженого с кофе «мокко» — для себя — и двойную порцию мягкой ванильно-шоколадной смеси по-французски для Николаса. Она была так погружена в свои размышления, что буквально онемела от неожиданности, когда Николас вдруг, перегнувшись через столик, быстро и крепко поцеловал ее в губы.
Моргая, она глядела ему в лицо и, увидев на нем выражение неподдельного счастья, стимулированного наверняка мороженым, не могла не рассмеяться.
— Может, какое-нибудь припрятанное где-нибудь сокровище? — выпалила она вдруг, отвечая на его давешний вопрос.
Николас, чье внимание теперь было сосредоточено на мороженом, только хмыкнул в ответ.
— В доказательство того, что вы, и вправду, явились из прошлого, вы должны знать нечто такое, чего никто на свете больше не знает! Что-нибудь, чего не сыщешь в книгах!
— Что-то вроде сведений о том, кто был отцом последнего ребенка леди Сидни, да? — переспросил он, расправляясь с растаявшим шоколадом, — при этом у него был такой вид, будто он вот-вот и сам растает в блаженстве! Дуглесс знаком показала ему, что надо пригнуться к столу.
Глядя в его голубые глаза с длиннющими ресницами, — он между тем старательно вылизывал свой вафельный стаканчик с мороженым, — Дуглесс подумала: интересно, когда он занимается любовью, он так же смотрит на женщину?
— Вы что-то чересчур пристально на меня воззрились! — сказал он, бросая на нее взгляд из-под ресниц.
— Нет-нет, — ответила Дуглесс, поспешно отворачиваясь от него и слегка откашливаясь, — я совершенно не желаю знать о том, кто был папашей ребенка леди Сидни! — И, услыхав, как залился смехом Николас, она так и не решилась еще раз посмотреть ему в глаза.
— Стало быть, припрятанное сокровище, да? — повторил он, вгрызаясь в вафлю стаканчика. — То есть нечто ценное, что некогда укрыли и что до сих пор хранится где-то все эти четыреста двадцать четыре года, верно?!
— Это была всего-навсего идея! — ответила Дуглесс, вновь устремляя взгляд на него. — Вот, послушайте-ка, что мне удалось найти! — добавила она, открывая свою тетрадку для записей. И она прочитала ему свои заметки о поместьях Стэффордов.
Кончив читать и подняв глаза, она увидела, что Николас нахмурился и вытирает руки.
— Любой мужчина, когда он строит что-то, надеется, что это сохранится в веках! — произнес он. — Мне было бы приятнее и вовсе не слышать о том, что все когда-то принадлежавшее мне, ушло.
— Я подумала, что, может, у вас были дети, и кто-то из потомков еще носит вашу фамилию, — пояснила Дуглесс.
— Нет, — ответил он, — детей после меня не осталось. Был у меня сын, но через неделю после того, как утонул мой брат, он упал и разбился насмерть.
Дуглесс, наблюдая за выражением его искаженного страданием лица, вдруг ясно ощутила, насколько проста и безопасна их жизнь в двадцатом столетии. Конечно, в Америке есть и насильники, и всякие там психи, совершающие серийные убийства, и пьяные водители попадаются, но зато в елизаветинскую эпоху люди болели чумой, проказой и оспой!
— А оспой вы болели? — спросила она.
— Нет, ни оспой, ни чем-либо посерьезнее я не болел! — ответил он с некоторой гордостью.
— Ну, а что значит «посерьезнее»? — опять спросила Дуглесс.
Оглядываясь по сторонам, он ответил:
— Ну, французской болезнью!
— А… — понимающе протянула она. Стало быть, никаким венерическим заболеванием не страдал! В силу каких-то, не вполне понятных ей и самой, причин она даже несколько обрадовалась, услышав его ответ: не то чтобы это так уж много значило для нее, но все-таки, они пользовались одним душем.
— А что означают слова «открыт для публики»? — поинтересовался Николас.
— Ну, владельцы обычно не имеют средств на содержание замков и сдают их в аренду Национальному тресту, посетители же платят за вход, и гид проводит их по всему дому. Такие экскурсии бывают совершенно потрясающими! А в поместье, о котором мы с вами говорим, есть кафе, магазин сувениров И…
— Это что, Беллвуд объявлен «открытым», да? — перебил ее Николас, почему-то вдруг выпрямляясь. Она сверилась со своими записями.
— Точно, Беллвуд, — ответила она. — Это к югу от Бата. Николас, словно прикинув что-то в уме, заметил: