Нет, это был не склеп. Пещера. Пол выстлан свежим лапником, деревянные полати, накрытые одеялом, — моя постель. Табуретка, сундук, полка. На полке и на полу — некоторое количество глиняной и медной посуды. Со стороны входа проникал дневной свет.
Я подумал и попытался заговорить на русском. Вышло не очень.
— К-то ви тако-й?..
Очень интересно. Куда я попал на этот раз?
Человек покачал головой.
— Видимо, нам лучше перейти на другой язык, — сказал он на языке Андрэ де Монгеля. — Здесь меня называют отшельником Иммануилом.
— Очень приятно… А мое имя вам, очевидно, известно? — задал я вопрос с подковыркой.
— Мне известны оба, — кивнул Иммануил.
— Ну-ка поясните, что происходит! — потребовал я. Отшельник ничего не ответил.
Я разозлился:
— Да кто ты, черт возьми, такой?
— По-моему, я уже назвал себя, — благодушно ответил мой собеседник.
Я помнил, что, когда начал валиться с лошади, меня что-то ударило… Может, я не умер? Тогда — что, крыша съехала? Я потер ладонями виски. Нет, с головой кажется все в порядке.
— Откуда вы знаете русский?
— Со всяким человеком я предпочитаю общаться на его собственном языке.
— Это не ответ.
— Нет. Это ответ.
Я вздохнул. Ссориться с этим загадочным дядькой мне почему-то не хотелось.
— И сколько языков вы знаете?
— Все.
Вот так, Леня.
— И кто же вы?
— Здесь меня зовут святым отшельником, — усмехнулся мой собеседник. — Тем не менее я не отшельник. И не святой.
Я подумал. Еще раз оглядел пещерку.
— Где я нахожусь?
— У меня в гостях.
— Да?.. И каким образом я здесь очутился?
— Вас привезли люди, которых вы спасли от разбойника Луи… Кстати, повязку с бедра можете снять.
Я так и поступил. Бинты заскорузли от крови. Я начал осторожно их отдирать… Интересно, сколько я уже тут лежу?
— Вас привезли сегодня утром.
Я снова поглядел на господина «полиглота»… Я что, задал этот вопрос вслух?.. Да, наверное. Пробормотал себе под нос, а он и услышал.
— А где я все это время валялся? — поинтересовался я, продолжая разматывать повязки и гадая, сколько же времени прошло. — В Чертовом Бору, наверное?
— Ваше героическое сражение с Луи Каорским, — ответил Иммануил с едва заметной иронией, — состоялось не далее как вчера утром.
Чего?! Он что, рехнулся?..
Потом я посмотрел на собственную ногу и подумал, что если кто из нас и рехнулся, так это я. Я прекрасно помнил, что был ранен. Значит, сколько бы ни прошло времени, шрам-то все равно должен был остаться!
Шрама не было.
Я ощупал ногу. Потом еще раз — голову.
Бред какой-то…
Господин Всезнайка между тем спокойно продолжал заниматься своими делами. Подкинул дров в огонь. Посолил воду. Достал с полки узелок с зернами. Растолок зерна в ступке.
Непонятность на непонятности сидит и непонятностью погоняет… Но надо было выяснить самый главный вопрос.
— Так кто вы все-таки такой? — спросил я в четвертый раз.
— Я уже назвался.
— Нет, я имею в виду — вообще?
— Вообще? — Похоже, что этот вопрос его позабавил. — Вообще — это как?
Я разозлился.
— Послушайте, — прорычал я. — Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Вам что-то известно насчет того, кто я такой и как я здесь очутился. Что вам известно и главное — откуда? Это вы меня сюда вселили? — Я ударил кулаком в мощную грудь сьера Андрэ де Монгеля.
— Вы это так воспринимаете? — улыбнулся Иммануил.
— А как, черт побери, я еще это должен воспринимать?!
Еврей-полиглот отрицательно покачал головой.
— Я вас никуда не вселял, — порадовал он меня. — Да и вы сами, строго говоря, никуда не вселялись. Просто вы… видите вещи такими, какими вас научили их видеть. Начитались в книгах историй о переселении душ, вот и мерите все привычной мерой.
— Не понял.
Господин Всезнайка, помешав воду в котелке, опустился на табуретку. С ложкой в руках.
— Жил один рыцарь, — произнес он. — По-своему этот рыцарь искренне верил в Бога и старался делать все, что, как ему казалось, должно было понравиться Богу. Каждое воскресенье рыцарь, как и положено, посещал Церковь. И, слушая проповедь и рассказы из Священного Писания, не раз и не два удивлялся рыцарь: как же так — в древности люди не только не верили божьим людям, но наоборот — гнали их и преследовали.
«Как они могли быть настолько слепы? Вот будь я на их месте…» — частенько думал рыцарь.
Между тем он продолжал жить как жил, служа Богу верой и мечом. Но с некоторых пор стало брать его сомнение — а угодно ли Богу то, что он делает? Не может ли так быть, что Бог как раз на стороне тех, против кого он обращает свое оружие? Может быть, через тысячу лет кто-нибудь тоже услышит о его времени и удивится: почему люди, жившие в это время, не могли отличить Божье дело от фарисейства? И очень хотел рыцарь понять, на чьей стороне правда. Так же хотел понять, как понимал — как ему казалось — он время библейское. Увидеть так, как будут видеть его время люди через тысячу лет… И его желание осуществилось. Правда, попутно этот рыцарь забыл все остальное, но… — Тут Иммануил сделал паузу. — Но иначе выполнить его просьбу было бы невозможно.
— Почему?
— А вы подумайте сами.
Я подумал. Все было логично. Но невероятно.