Они по-прежнему не обращали на Джима ни малейшего внимания, а тому сказать было нечего. Так что он стоял себе и стоял, вполуха прислушиваясь к дискуссии. За беседой Джим следил не очень внимательно, потому что ум его был напряжен как никогда. Ему надо опустить тело Жиля в морские волны так, чтобы при этом ничего не случилось. Причем сделать это надо было уже не в уме, а на самом деле.
Тут вдруг перед его глазами мелькнула фигурка в голубом камзоле, и перед Джимом предстал принц Эдвард. Лицо юного принца пылало.
— Что я слышу, милорд! — обратился он к графу Камберленду. — Моему храброму сэру Жилю не разрешают покоиться там, где он пожелает?
С явным усилием граф Камберленд подавил чувства, которые давеча одолевали Джима. Он попытался вразумить принца.
— Дело всего лишь в необходимых условиях перемирия, о которых я, как представитель англичан, договорился с королем Иоанном, — сказал он. — Чтобы наше перемирие действительно имело место и удовлетворяло как Англию, так и Францию, мы решили построить на этом поле две часовни и вырыть две большие могилы — одну для французских рыцарей, павших в этой битве, а другую — для тех английских рыцарей, которых постигла та же участь. Быть погребенным там — большая честь, не говоря уж о том, что молитвы о душах павших, возносимые в этой часовне, будут весьма полезны погибшим.
Принц сверкнул глазами.
— Вы не ответили на мой вопрос, граф! Я спросил, будет ли сэр Жиль похоронен там, где он желает, или нет?
— Ваше высочество, — ответил граф, — необходимо, чтобы он лежал вместе с остальными английскими рыцарями, павшими в этой битве.
— Наперекор своему желанию?
— Сожалею, ваше высочество, но это так, — торжественно произнес граф.
— И наперекор
Разумеется, графу в храбрости никак нельзя было отказать. Но при этих словах принца он все-таки бросил быстрый взгляд на короля Иоанна. Французский же монарх как раз в этот миг отвернулся и погрузился в созерцание битвы, полностью выбыв из беседы. Тогда Камберленд вновь перевел глаза на своего собеседника. Темная тень гнева понемногу наползала на лицо аристократа, и Джим понял, что на сей раз проснулось упрямство графа.
— Мне бы не хотелось ни в чем прекословить вашим желаниям, ваше высочество, — ответил граф, — но вы еще, прошу прощения, молоды, и хотя отчасти знаете этот мир, но основы межнациональной политики, которые…
— Я сказал:
— Ваше высочество, — взмолился граф, и лицо его потемнело, — да поймите же вы! Здесь я командую английскими силами. Армия может иметь только одного командира. Как командир, я своей честью и ответственностью перед вашим монаршим отцом должен решать, что лучше, а что хуже для всего войска. Сожалею, но сэр Жиль будет похоронен здесь. Это необходимо. Вы и сами должны это понимать.
— Я понимаю одно: передо мной стоит наглый граф, который осмелился перечить своему принцу, — принц уже почти кричал. — Вы забыли, что сэр Жиль не был под вашим командованием, не был в рядах вашей армии. Он, как и добрый рыцарь, стоящий рядом со мной, входил в группу, посланную, чтобы вызволить меня из ужаснейшего плена; они прекрасно справились с этим! Он находился под моим командованием, а не вашим. Он будет похоронен там, где хочет, — в море, и больше нигде!
— Я бесконечно сожалею, ваше высочество, — упрямо продолжал свое граф, — но никак не могу допустить, что он не находился под моим командованием. Все англичане, сражавшиеся и погибшие в этой битве, подчиняются мне. Он будет лежать вместе с остальными.
Джим, стоявший рядом с принцем, вздрогнул; он никак не мог придумать, что делать в этой ситуации. Он не раз уже замечал, что аристократы в этом мире живут так, будто не сходят с театральных подмостков: сейчас повторялось то же самое. Граф просто исполняет роль, к которой, по его мнению, подготовила его жизнь. Он не отступает от своей власти ни на йоту, несмотря на то что таким образом рискует нажить себе смертельного врага, принадлежащего к королевской фамилии, да к тому же и первого наследника английского престола.
Если принц в дальнейшем займет место своего отца, то графа в будущем может ожидать лишь полный крах и опала. Но может быть, принц уже сейчас в силах расправиться с графом, а то и просто казнить его, не дожидаясь восшествия на престол. Однако рыцарь и граф не может пойти на попятную.
Соответственно и принц чувствовал, что ему брошен вызов. Просто немыслимо, чтобы какой-то граф в чем-то перечил английскому кронпринцу. Так что положение таково, что никто не мог отступить. Джим лихорадочно искал какой-нибудь предлог, чтобы прервать диалог графа и принца, когда Эдвард продемонстрировал, что он и сам может найти решение.
— Хорошо же, спесивый граф! — выкрикнул принц. — Ты добился своего! Я был прав с самого начала! Я отправляюсь на поле и поведу за собой столько англичан, сколько смогу собрать. Тогда посмотрим, победим ли мы сегодня!
— Мой юный брат! — король Иоанн рванулся вперед и поднял руку, чтобы остановить юношу.
Но принц Эдвард уже развернулся на каблуках.