Читаем Рыцарь короля полностью

- Святой Иоанн! - промолвил Блез немного охрипшим от волнения голосом. - Уж не знаю, как вас обоих благодарить... - Он замолчал на минутку, чтобы прочистить горло. - Однако вы так и не рассказали, как вам удалось достать тысячу ливров за два дня. Это самое поразительное во всем деле. Я полагаю, монсеньор маркиз...

- Нет, - прервал его Пьер.

У него был необыкновенно торжественный вид.

- Это, мсье, истинное чудо. Вы обязаны своим избавлением самой Пресвятой Деве, и я дал обет совершить паломничество в Лорето Лорето город в Италии, знаменитый местной святыней - домом Богоматери, якобы чудесным образом перенесенным из Палестины.> в самое ближайшее время, как только можно будет. Дело было так. Все, что мне удалось, - это достать пять сотен ливров, и ни на одно су больше. На случай, если не будет никакого выхода, я намеревался обратиться к маркизу - но только в самом крайнем случае, потому что сейчас он у короля в самой что ни на есть черной немилости. Наш друг, сьер Франсуа, предложил изготовить для меня какие-то волшебные монеты, которыми можно одурачить почти любого; но для этого требовалось время, и опять же мы не решались испытывать их на такой лисе, как Тибо Одноглазый. Так что оставалось надеяться только на небеса. Я изложил дело перед Пресвятой Девой в её часовне у святого Иоанна. И мгновенно - я и молитву до конца не успел прочесть - мне пришла мысль о доброй аббатисе Сен-Пьера, мадам Антуанетте д'Арманьяк. До тех пор я и не вспомнил о ней. "Вот, - подумал я, - вот друг мадам де Лальер, и деньги у неё определенно есть - только бы уговорить её дать в долг". Я сразу же помчался через весь город в монастырь, переговорил с госпожой вашей матушкой и с Рене и предоставил им сделать, что смогут, за ближайшую пару часов. К концу этого времени я возвратился, все ещё вознося горячие молитвы Пресвятой Деве. Так вот, мсье, эти молитвы были не напрасны...

Пьер сделал паузу для большего эффекта. Его глаза округлились.

- Если после этого кто-нибудь когда-нибудь осмелится при мне насмехаться над ценностью молитвы, я такому ублюдку кровь пущу! Меня ждала мадемуазель Рене, которая вручила мне три дорогих кольца, а также золотую вещицу ценою в двести пятьдесят ливров. И - подумать только! - эта самая золотая вещица имела форму розы - явный символ Розы Небесной!

- Роза?! - воскликнул Блез. - Ты можешь описать ее?

- Еще бы! Она была пятилепестковая и висела на тонкой золотой цепочке. Этот медальон могла бы носить и сама Пресвятая Дева!

- И роза была от аббатисы?

- А от кого же еще? Хотя в таких случаях имена, естественно, вслух не произносятся... Ради себя самой и ради монастыря мадам д'Арманьяк не могла рисковать, навлекая на себя обвинение в измене королю. Ну, что вы скажете о таком чуде? С этими кольцами да с золотой розой я смог получить даже на сто пятьдесят ливров больше, чем требовалось.

Блез сидел молча, охваченный удивлением и восторгом. Он был далек от того, чтобы сомневаться в чуде; но он один здесь понимал, как велико было это чудо.

Анна Руссель рассталась с самым большим своим сокровищем ради его спасения... Это вдохнуло в него новую жизнь и указало новый смысл жизни. Никакой иной целебный дар Небес не смог бы принести ему столь быстрого исцеления. Он почувствовал, как в него вливается прежняя сила.

- Чудесно! - пробормотал он. - Скажи-ка, Пьер, ты эту розу оставил в залог или продал?

- В залог, у итальянских банкиров на Площади Менял. Поскольку мы не потратили денег на эту одноглазую собаку, розу теперь можно выкупить вместе с кольцами и вернуть госпоже аббатисе.

- Только не розу! - сказал Блез. - Пьер, друг мой, окажи мне такую милость - верни деньги за нее, а розу отдай мне, я возмещу тебе двойную её стоимость, если останусь жив. А если нет - я все-таки прошу об этом, ради дружбы. Как! Отдать обратно такой талисман, истинное свидетельство Божьего благоволения? Я буду носить его отныне, и он принесет мне удачу. Ну пообещай, что окажешь мне такую милость!

Пьер прекрасно понимал ценность такого амулета: это был прямой отклик на молитву, если не дар самой Пресвятой Девы. Удержать его у себя в таких обстоятельствах - не кража: а если уж кому нужна удача, так это Блезу.

- Конечно же, сделаю, как вы просите, - сказал он искренне. - И да поможет он вам! Все, что я хочу, когда мы выпутаемся из этой петли, выкупить свой браслет. Я ценю его как память. - Он вдруг запнулся, нахмурившись. - Но как я, черт побери, покажусь после всего, что сделано, в банке Медичи? Меня же будут искать как беглого преступника - в точности так же, как вас. И если обнаружат в Лионе - не сносить мне головы...

Сьер Франсуа вмешался:

- У вашей милости есть расписка на драгоценности?

- У самого сердца ношу, как святыню. - Пьер усмехнулся и хлопнул себя по груди.

- Ну, тогда, ваша светлость, я мог бы уладить дело, если вы подпишете бумагу и доверите мне деньги.

Это был большой риск, но Пьер согласился сразу:

- Если уж на то пошло, мы доверили тебе свои жизни. Ты мог бы сделать красивую штуку, милейший сьер, если б захотел нас продать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 величайших соборов Европы
100 величайших соборов Европы

Очерки о 100 соборах Европы, разделенные по регионам: Франция, Германия, Австрия и Швейцария, Великобритания, Италия и Мальта, Россия и Восточная Европа, Скандинавские страны и Нидерланды, Испания и Португалия. Известный британский автор Саймон Дженкинс рассказывает о значении того или иного собора, об истории строительства и перестроек, о важных деталях интерьера и фасада, об элементах декора, дает представление об историческом контексте и биографии архитекторов. В предисловии приводится краткая, но исчерпывающая характеристика романской, готической архитектуры и построек Нового времени. Книга превосходно иллюстрирована, в нее включена карта Европы с соборами, о которых идет речь.«Соборы Европы — это величайшие произведения искусства. Они свидетельствуют о христианской вере, но также и о достижениях архитектуры, строительства и ремесел. Прошло уже восемь веков с того времени, как возвели большинство из них, но нигде в Европе — от Кельна до Палермо, от Москвы до Барселоны — они не потеряли значения. Ничто не может сравниться с их великолепием. В Европе сотни соборов, и я выбрал те, которые считаю самыми красивыми. Большинство соборов величественны. Никакие другие места христианского поклонения не могут сравниться с ними размерами. И если они впечатляют сегодня, то трудно даже вообразить, как эти возносящиеся к небу сооружения должны были воздействовать на людей Средневековья… Это чудеса света, созданные из кирпича, камня, дерева и стекла, окутанные ореолом таинств». (Саймон Дженкинс)

Саймон Дженкинс

История / Прочее / Культура и искусство