Рыцарь любви

– Я знаю только то, что вы спасли мне жизнь, что я все еще в опасности и что своим спасением обязана вам.

– А известно ли вам, что смертью вашего брата вы так же обязаны мне?

Жюльетта не ответила.

Как мог он так вдруг, неосторожно коснуться ее болезненной раны?

– Я не надеюсь, чтобы вы поняли, чего мне стоит это признание, но должен был сделать его: если бы вы узнали это через несколько лет, то пожалели бы о днях, проведенных под моей крышей. Ваш брат убит мною на дуэли, к которой он сам меня вынудил…

– К чему вы мне это говорите? Я ведь все равно не могу услышать эту историю из уст моего бедного брата.

Дерулед промолчал. Несмотря на слезы, застилавшие глаза, Жюльетта все-таки видела, как глубоко он страдал, и пожалела о своих жестоких словах; она чувствовала, что в ее душе борются два враждебных начала.

В лесу царила полная тишина, день клонился к вечеру, молодые люди уже приближались к шумному, бурному, страшному Парижу. Они были недалеко от заставы, когда в воздухе прогремел ружейный выстрел.

– Закрывают заставу, – сказал Дерулед. – Как я рад, что мне удалось найти вас в лесу!

– Вы очень добры… Я… не хотела говорить то, что только что сказала. Будет лучше, если я уйду из вашего дома: я так дурно отплатила вам за ваше гостеприимство.

– Ваш уход убил бы мою мать, – строго ответил Дерулед. – Она успела полюбить вас, притом она знает, что вам грозит опасность вне нашего дома. Мое присутствие не будет более оскорблять вас.

– Вы уезжаете?

– Нет, но я получил место смотрителя Консьержери.

– Тюрьмы, где бедная королева… – И Жюльетта вовремя опомнилась: такие слова означали измену нации.

– Не бойтесь, – успокоил ее Дерулед. – Я сам готов повторить ваши слова: бедная Мария Антуанетта!

– Вы ее жалеете? Но ведь вы член национального конвента, который будет ее судить, приговорит к смерти и казнит, как и бедного короля.

– Я член национального конвента, но я не приговорю ее к смерти. Я принял должность смотрителя Консьержери, чтобы помочь королеве, сколько хватит сил, – спокойно ответил Дерулед.

– Когда же вы покидаете дом?

– Завтра вечером.

Жюльетту охватило чувство глубокой грусти.

Они вышли на опушку леса, цветы один за другим падали из ее рук, вот и ярко-красные маки брошены в траву.

Через заставу благодаря паролю, сказанному Деруледом, Жюльетта с Петронеллой прошли беспрепятственно, сам же Дерулед, как гражданин депутат, мог входить и выходить когда угодно. Когда закрылась тяжелая застава, Жюльетте показалось, что даже само воспоминание о недолгом счастливом дне отрезано от нее навеки.

Проходя по мосту, Жюльетта узнавала очертания главных зданий: собор Парижской Богоматери, острый шпиль Сен-Шапель, потом Лувр во всем его историческом величии. И как ничтожна показалась ей собственная трагедия рядом с великой кровавой драмой, последний акт которой еще не начинался! Ей стало стыдно за радость, только что пережитую в лесу, стыдно за то, что она только что пожалела человека, причинившего зло ей и ее семье.

Могучая громада Лувра словно смеялась над ее слабостью. Конечно, ее спутник сделал ей больше зла, чем Бурбоны своему народу. Французы жестоко мстили своим тиранам, и ей самой в конце этого счастливого дня Бог снова указал, как довести начатое дело до конца.

Между тем к Деруледу после ужина пришел гость, с которым хозяин дома часа два сидел вдвоем в своем кабинете. Гость был очень высокого роста, белокурый, с несколько ленивым выражением добродушных голубых глаз. В его речи слегка замечался английский акцент.

– Но каким образом надеетесь вы выбраться из Парижа, дорогой мой Блейкни? – спросил Дерулед. – Ведь правительство еще не забыло Рыцаря Алого Первоцвета?

– Полагаю, что не забыло! Я об этом позаботился, послав в Комитет общественного спасения записочку с эмблемой Алого Первоцвета.

– Ну и что же?

– Результат очевиден. Робеспьер, Дантон, Мерлен, Тенвиль и вся их компания займутся мною, начнут искать иголку в стоге сена, а вы… впрочем, я только полагаю, – черт меня возьми! – что вы в это время могли бы выбраться из Франции на моей «Мечте» с помощью вашего покорного слуги.

– Но если вы попадетесь им в руки, они уж вас не выпустят.

– Друг мой, после неудачи Шовелена они ослепли от злости, а я сохранил свое хладнокровие. Кроме того, с некоторых пор собственная жизнь получила в моих глазах цену: если я не вернусь, в Англии одна пара глаз прольет много слез.

– Значит, вы не поможете нам спасти королеву?

– Напротив, сделаю все, кроме невозможного, – произнес Перси Блейкни и, близко подойдя к Деруледу, спросил: – Каковы же ваши планы?