Рыцарь нашего времени

Но главное было совсем не в том, что она говорит, а в том, как она двигается, как оборачивается, когда ее позовешь. Даже бесконечные драные джинсы ее не портили, не делали бесполой. Ирина, сама того не понимая, была приманкой для таких, как Петр. И для таких, как я, тоже. Когда она смеялась, ее глаза горели каким-то озорным огоньком, а губы у нее нежные и совсем розовые, какие-то даже детские. Каждый раз, когда я их видел, хотел их поцеловать. Но не решался — подумать только! Боялся: сделаю что-то не так, и она исчезнет. Хотя… по какой-то причине я все же уверял себя, что она общается со мной тоже не просто так, что она интересуется мной как мужчиной, что бы она там ни говорила. Петя ушел — значит, место вакантно. И я был бы рад его занять.

Я не хотел ничего серьезного. Да что там, я хотел того же, что и всегда. И я сделал все, что мог, чтобы выловить рыбку из пруда. Я часто звонил, я ждал ее около метро, чтобы отвезти домой. Мы разговаривали часами, сидя в разных кафе. Я хорошо себя вел. Не приставал. Не говорил гадостей про Петю ее дурацкого. Я даже был с ней откровенен и пожаловался на тяжелые будни продюсера, к чему она не проявила никакого сочувствия. Напротив, вместо того, чтобы оценить, какой я хороший и крутой, эта девчонка взяла и спелась с моим шофером. Старик лет шестидесяти пяти был ей интереснее, чем я, и она разговорилась с ним и долго о чем-то оживленно спорила.

— А ничего, что я тут сижу? Может, поговоришь со мной? — обижался я.

— Нет, с тобой говорить не о чем. А у человека родилась внучка! — заявила она безапелляционно. Я с удивлением посмотрел на своего серьезного, всегда такого молчаливого и неулыбчивого водителя, который с жаром демонстрировал Ирине фотографии какого-то кулька, и почувствовал укол ревности. А мне он почему никогда ничего такого не говорил? Я что, не человек?

Ирина была такой. Она не интересовалась мной, но радовалась за водителя. Она жалела всех бездомных кошек и собак, собирала чужой мусор и кидала его в баки, считая, что так делает нашу планету зеленей. Я же смотрел на нее и понимал, что и на миллиметр не приблизился к своей цели. Она по-прежнему была ко мне совершенно равнодушна. Если это она делала вид, то делала его просто отлично. Прирожденная актриса! Тогда я решил испробовать еще один козырь — пригласить ее на съемки. Какая девушка откажется стать звездой? Я был уверен, что смогу ее уговорить.

— Слушай, я хочу сделать сюжет про вегетарианцев, — сказал я и прибавил с патетикой: — Потому что смотрю на тебя и начинаю понимать, как это важно, на самом деле. И ты должна говорить об этом во всеуслышание, может, хоть тогда кто-нибудь нас услышит.

— Хочешь изменить мир — выкинь сардельки из своего холодильника. Такие вещи надо начинать с себя, — ответила Ирина, передернув своими острыми плечиками.

— Я делаю, что могу, — возразил я. Остаться без сарделек я никак не мог, не представлял себе жизни без них. — И я могу тебя снять.

— Я не хочу.

— Но тебя увидят миллионы! Может быть, даже твой Петр.

— Мне это не надо, — ответила она, отведя глаза. И это не было кокетством или стеснением, она действительно не хотела лезть в телевизор. Я был потрясен. Чем же мне еще бить!

— Ты бы прекрасно смотрелась в гриме. Ты была бы сказочно хороша. Разве ты сама не хочешь посмотреть на себя как на принцессу?!

— Мне жалко времени, — покачала головой она.

— Да? И на что же ты тогда его тратишь? Я что-то не заметил, чтобы ты была сильно занята работой?

— Я люблю мечтать, — сказала она, как всегда смешав черное с белым.

— При чем тут это? Разве я об этом?

— Если у меня есть лишний свободный день, я лучше пойду погуляю и буду мечтать. Разве ты не понимаешь?

— Я тоже люблю мечтать, — неуверенно ответил я.

— И о чем ты мечтаешь?

— О чем? Да о разном! О многом, — разве скажешь этой революционерке, что я мечтаю о миллионе долларов, о собственном ресторане (где мясо будет обязательно), что я мечтаю, чтобы от меня все отстали. О ней мечтаю, причем много и в самых разных позах. Это не те мечты, о которых расскажешь. — А ты-то сама о чем мечтаешь?

— Я? Ну, о самых простых вещах. О счастье. — протянула она.

— Кухня, дети, церковь? — хмыкнул я. — Был бы Петя рядом?

— Да, и об этом тоже. Почему нет? — она разозлилась.

— Потому что это так банально! — не удержался я.

— Банально? И что? Все хорошее довольно-таки банально. Как это все-таки странно. Вокруг нас огромный мир, причем такой хороший. Нам повезло — совсем не то что прошлому поколению. Никто никого не убивает, нам всем достаточно еды и тепла, но такие, как ты, все равно боятся любить и находят особую гордость в своем искусстве жить в одиночку. Я этого не понимаю! Зачем нужна твоя долбаная оригинальность?