Рыцарь-разбойник

– А может, ее того… – Он сделал убедительный жест. И Волков, и брат Семион так на него поглядели, что он пояснил: – Тихохонько, чтобы и помыслов на нас не было. Мало ли, пошла до колодца да поскользнулась на мокром камне. Бултых, не услышал ее никто, и дело с концом. Утопла.

– С чего бы это дочери графа, с которой восемь человек дворовых в приданое дают, до колодцев самой ходить? – поинтересовался монах.

– Ну, не знаю тогда, – недовольно сказал Сыч.

– Не знаешь, сын мой, так советов не давай! – назидательно произнес монах.

– Ну так ты дай, святой отец, – извернулся Сыч, скривившись. – Может, от тебя что умное услышим.

– И дам, – сказал монах, не торопясь и не замечая кривляний Сыча. – Только попозже. Обдумать все нужно. А пока придется делать вид, будто мы ничего не знаем. Но… – Он замолчал. Волков и Сыч ждали, когда он продолжит, и брат Семион закончил: – Только жену свою на ложе не берите. Воздержитесь до ее следующих женских дней.

Волков сразу понял, куда клонит монах. Он сам додумался до этого, уже не прикасался к жене с тех пор, как она уехала в поместье отца. А вот Сыч не понял и спросил у попа:

– Это еще почему?

– А потому, сын мой безмозглый, – разъяснял монах, – что если госпожа наша обременена, то скажет она потом, что чадо от господина нашего. И чтобы такого не было, чтобы не могла она обмануть господина, брать ему ее до ее женских дней не следует. Нам ведь всем известно, что как только господин пошел в набег на горцев, так госпожа наша отъехала в поместье отца, но вовсе не к отцу, а к подлому человеку, прелюбодею своему. И думаю, что имела там с ним близость, а значит… – Он смотрел на Сыча, но тот только непонимающе пялил глаза. – А значит, госпожа наша может понести не от господина нашего, – продолжал монах, спокойно и обыденно выговорив те слова, от которых у Волкова сжимались кулаки и лицо превращалось в маску ненависти. – И вот тут, сын мой слабоумный, потребуются твои способности.

– Какие еще мои способности? – Лицо Сыча тоже сделалось мрачным.

Тут монах наклонился к нему и сказал тихо, но страшно:

– Недопустимо сие, чтобы на поместье Эшбахт вперед чад нашего господина сел ублюдок фон Шауберга, этого шута графского. – Он помолчал, глядя Сычу в глаза. – И тут, господин Фриц Ламме, дело будет за тобой.

Вот тут Сыч уже все понимал. Он только кивнул согласно и сказал мрачно:

– Сделаю что нужно. Не быть ублюдку на поместье нашего господина.

Волкову то ли от злости, то ли от позора, то ли чувства уязвленной чести воздуха не хватало, задыхался кавалер, хоть рубаху рви на себе. Он уже хотел выгнать их обоих отсюда и звать Марию, чтобы окно открыла.

Но монах не замечал состояния господина и продолжал, откидываясь на спинку стула:

– Только все сделать тихо нужно. Ни словом, ни жестом мы себя выдать не должны. Вы, кавалер, любезны будьте с женой, ласковы. Не показывайте гнева своего до тех самых дней, пока не станет ясно, обременена она или нет, а если понесет, так еще ласковее будьте. Радуйтесь бремени ее, словно своему.

– Голову ей, кажется, размозжу, – произнес Волков сквозь зубы.

– Нет, вы жену не убьете: не по рангу рыцарю баб убивать, – спокойно сказал монах. – Если, конечно, она не ведьма.

Как ни странно, но эти слова подействовали на Волкова успокаивающе. И вправду, он рыцарь, зачем же рыцарское достоинство подлым поступком ронять. Не так оно легко ему далось, чтобы вот так глупо замарать его.

А монах продолжал:

– И главное, что надобно сделать, господин, так это врага обратить в друга.

– Это кого? Жену, что ли? – спросил Волков зло, уже готовый сорваться и наорать на монаха.

– Нет, жена вам пока другом не стала. Может, с годами, может, и после, – спокойно продолжал брат Семион. – Сделайте другом Бригитт Ланге.

– Рыжую? – удивился Сыч.

– Рыжую, рыжую, – кивал монах. – Нет на этом свете никого, кто про вашу жену больше знает, чем она.

– И как же мне ее сделать другом? – спросил Волков, понимая, что в словах монаха есть здравое зерно. – Серебром?

– Можно и серебром. Можно и сутью вашей мужской. Она женщина одинокая, всяко внимание такого видного мужа ей лестно будет. А можно, – он взглянул на Сыча и усмехнулся, – и этого на нее натравить, он ее быстро в ужас приведет. А лучше будет и одно, и другое, и третье. Пусть Сыч ее попугает, а вы потом начинайте ее брать втайне от жены, с лаской да со словами любви, на подарочки не скупитесь, и через месяц-другой не будет у вас служанки более верной. И все вы о своей жене узнаете, что она от вас скрыть желает.

– Так и сделаем, – решил Волков, он был чуть ошарашен от хитрости монаха. Даже дышаться ему стало легче, словно в безвыходной ситуации в страшном сражении вдруг открылся путь к спасению от верной смерти.

– Ох и подлый ты поп! – с восхищением ухмылялся Фриц Ламме. – Хитрый, как дьявол. Гореть тебе в аду.

– Вместе, сын мой безмозглый, вместе будем там гореть, рядышком, – улыбаясь, отвечал брат Семион.

Глава 32