– Как видите, ваше высокопреосвященство! – ответил Фридрих. – Ведь я же стою перед вами. – Голос у него оказался мелодичным и на удивление бархатным, но произносимые слова по смыслу были почти неприкрытой издевкой над патриаршим косноязычием. – Несмотря на многочисленные и почти непреодолимые преграды, я здесь, в Акре, во главе большого войска, полон сил и надежды.
– А позвольте поинтересоваться, как самочувствие Его Святейшества? – опасаясь, что патриарх сморозит очередную глупость, в разговор вмешался архидьякон Дагоберт. – Мы давно не получали писем из Рима и уже начинаем беспокоиться.
– Благодарю вас за вопрос. – Фридрих, в отличие от разинувшего рот Геральда, сразу уловил подоплеку сказанного и улыбнулся детской лучистой улыбкой. – Отплывая с Кипра в Левант, я направил папе Григорию послов, сообщая о том, что я все-таки сдержал слово, данное Святому престолу, и готов в ближайшее время освободить Иерусалим. Таким образом, нашего апостолика ничто не удерживает от снятия интердикта.
– Теперь я понимаю, почему этот еретик умеет приобретать друзей и оказывать влияние на людей, – прошептал на ухо Жаку Робер. – Когда он говорит и улыбается, возникает желание бежать за ним хоть на край света.
– Все ли готово в замке на реке Рикордан? – спросил Фридрих у графа Томмазо.
– Да, Ваше Величество, – ответил тот, – замок ожидает вашего прибытия.
– Позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы проследили за выгрузкой моих охотничьих соколов! – с этими словами Фридрих двинулся вперед, здороваясь по дороге со знакомыми ему в лицо нобилями и время от времени приветствуя ревущую от восторга толпу.
– А ведь император молодец, – снова прошептал Робер. – Решил не останавливаться в Акре, а отправился в загородный замок, чтобы не ставить прелатов в двусмысленное положение.
– Ну и дела! – произнес Жак, дергая друга за полу. – В Акре, похоже, тоже университет собрались открывать. Иначе что здесь делать студиозусам?
В толпе придворных, прибывших вместе с императором, мелькало хорошо знакомое по нефу «Акила» лицо флорентинца Николо Каранзано. Глава парижских студиозусов, разглядев друзей в толпе, в свою очередь, выказал неподдельную радость. Не имея возможности объясниться, он отчаянно замахал руками, показывая, что сейчас, мол, обязан следовать вместе с толпой придворных, но как только император обустроится на новом месте, ему, Николо, позарез нужно с ними повидаться.
Императорская свита, сопровождаемая охранниками-сарацинами, германцами и тевтонцами, скрылась в воротах, слуги начали выгружать из галеры бесчисленные свертки, тюки и баулы, а патриарх и великие магистры вместе с эскортами отправились в свои цитадели.
Жак и Робер отпросились у Сен-Жермена и остались у причала, ожидая, не появится ли сеньора Витториа. Они простояли на причале до тех пор, пока все благородные господа, прибывшие на трех кораблях, уже сошли на берег, но императорская шпионка так и не объявилась.
– Ладно, приятель! – Робер хлопнул Жака по плечу и поставил ногу в стремя. – Не вижу больше ни малейшего смысла здесь торчать. Поехали обратно.
Последнее, что бросилось Жаку в глаза, когда они покидали опустевший причал, были несколько десятков клеток, где клокотали и вскрикивали хищные птицы. Слуги в особых одеждах осторожно выставляли их на подогнанные телеги. Он вспомнил о том, как Сен-Жермен рассказывал, что главной страстью германского императора является соколиная охота.
Утром следующего дня посыльные от бальи сообщили всей собравшейся в Акре знати, что по традиции император устраивает торжественный прием в честь своего прибытия.
Предусмотрительный Сен-Жермен выделил патриарху эскорт, в который помимо Робера и Серпена вошли еще три рыцаря Святого Гроба. В эскорт также были включены и семь сержантов, в числе которых оказался Жак. Таким образом, в замок на реке Рикордан отправились все, кто был посвящен в тайну переговоров с монголами.
По прибытии в замок выяснилось, что императорская резиденция – небольшое укрепление, находившееся в распоряжении бальи, – менее чем за двое суток пребывания в ней Фридриха превратилась в пышный монарший двор. Стены и башни цитадели украшали флаги с гербами Гогенштауфенов и всех его приближенных, двор был чисто выметен, кусты подстрижены, а на въезде всех прибывающих встречал пышно одетый мажордом.
Геральд де Лозанн с архидьяконом и приором как высшие сановники королевства были торжественно препровождены в зал, приготовленный для нобилей, где их ждал император, братья-рыцари, как все гости благородного происхождения, отправились в общую трапезную, а сержанты были оставлены нести службу во дворе.
«Вот они, первые признаки перемен, которые принес в Заморье Фридрих, – подумал про себя Жак, занимая пост под невысоким балконом. – Впервые в Акре появилось место, куда Роберу разрешен вход, а мне – нет, только потому, что он благородный сеньор, а я – виллан».