Рыцарь Святого Гроба

Приближаются к нам пятеро всадников. Рыцарь – тот самый, что чуть не стал нашим сеньором, а с ним графский сенешаль и три сержанта. Тут сенешаль и говорит, что, мол, по хартии, пожалованной графам Вьеннским еще самим Карлом Великим, кроме разрешения невозбранно пускать ветры и срыгивать в присутствии короля, им дается право первой ночи над всеми неблагородными, что заселяют эти места, от Роны до Альп. «Так что, – говорит, – право это в наших землях его светлость, граф Вьеннский Гуго Второй Колиньи-ле-Неф, передал в пожизненное пользование своему кузену. Сейчас, – говорит, – чтоб другим неповадно было, он намерен этим правом воспользоваться так, как приличествует благородному сеньору, а впредь остальные будут платить отступного». И ручищами своими, наклонившись в седле, прямо к моей Зофи тянется, чтобы, значит, ее перед собой усадить или, того пуще, через коня перекинуть. Жена моя – да какая жена, девчонка – сразу в крик. Все, кто этот разбой видел, притихли. Ждали, видно, что мы с отцом на колени падем да умолять его будем. Что тут со мной случилось – до сих пор не пойму. Да только вытянул я кол из ближайшей изгороди, огрел супостата по макушке (шлем у него был приторочен к седлу), да так, что он рухнул на землю словно сноп, и как закричу: «Бей разбойников!» Тут все наши батраки, да и прочие, кто на свадьбу приехал, как схватят все что под руку попало и давай охаживать графских посланников. Они было сбежать хотели, так мы им дорогу перегородили, загнали на свиной выгон, с коней стащили и били, пока те кричать не перестали. Только один сержант и смог уйти. Опомнились мы – смотрим, а все четверо уже дух испустили.

– Ну и рыцари в вашем Дижоне, – презрительно покачал головой Робер, – трусы и бездельники. Я бы и один сотню разъяренных вилланов легко обратил в бегство. Были у меня такие же умники в Мерлане – оброк платить не хотели, а когда я приехал порядок наводить – тоже с оглоблями полезли. Так я одного на копье насадил, второго пополам разрубил, а остальных загнал по уши в родное торфяное болото и держал там до тех пор, пока они не повинились и не выплатили все, что причитается.

– Ох, лучше бы тогда на их месте были вы, сир, – тяжело вздохнул Жак, – потому что через три дня прибыл к нам граф Гуго со всем своим войском и отца прямо на воротах приказал повесить. Все наши работники, а вместе с ними братья и сестры попрятались в лесу, а я едва успел добраться с женой до Вьенна, чтобы попросить в церкви убежища.

Архиепископ хорошо знал моего отца (не зря ему отсылали вино на Пасху) и очень не любил молодого графа. Вот он и наложил на меня епитимью крестоносным обетом, с обязательным молебном у Гроба Господня и в Вифлееме. Граф потребовал за неподчинение и за убийство двух благородных моей головы, да сделать ничего не смог, потому что, взяв крест, я оказался под защитой церкви.

Вот собрался я, оставил жену послушницей у августинок да отправился в Марселлос. И теперь, если не сумею возвратиться к Рождеству, искупив грех кровопролития, то по местным законам наши земли заберет себе граф. Так что, сам понимаешь, выхода у меня другого нет…

– Ну что же, в Акру так в Акру, – вздохнул Робер, – я все равно первым делом туда и собирался. А фьефы столько лет меня ждали, что, я думаю, еще подождут…

Глава четвертая,

которая отчасти отвечает на вопрос:

«Где начало того конца, которым оканчивается начало?»

На борту нефа «Акила», Родос – Акра,

1227 г. от Р.Х., второе воскресенье мая – вторник,

канун Вознесения Господня (9 мая– 18 мая)

Ранним утром Жак первым покинул шатер – за ужином он слегка злоупотребил легким ломбардским сидром и теперь, под сочувственным взглядом вахтенного матроса, несся в гальюн. Облегчив душу, он наконец проснулся и, оглядевшись по сторонам, понял, что ставших уже привычными очертаний родосского форта в поле зрения не наблюдается. Повертев головой, Жак увидел, что «Акила» поднял парус и в окружении нескольких десятков кораблей движется навстречу солнцу. Просияв, «оруженосец» кинулся со всех ног будить благородного рыцаря, чтобы сообщить ему о том, что конвой уже вышел в море и они на пути к долгожданной Святой Земле. Более всего состоятельного, но не очень воинственного виллана радовало то, что теперь до самого Кипра им не нужно будет опасаться нападения со стороны сицилийца, страдающего морской болезнью.

Но, к разочарованию приятелей, водная гладь, от края до края, была ровной, «словно родное болото в Мерлане» – как выразился Робер. Качка не ощущалась вовсе, попутный ветер наполнял парус, и неф, рассекая воду, весело бежал вперед.

– Что там думает венецианский адмирал? – спросил мэтр Понше у капитана. – При такой погоде не грех и пойти южнее, чтобы сразу попасть на Кипр, а не тащиться до самого мыса вдоль сарацинских земель.