За подобными мыслями я и просидела последний час в ванне. Моего подопечного куда-то увели, сказали, что в божеский вид приведут. Может даже отмоют его перманентную грязевую маску.
Драконья задница! Он же патлатый!
Я выскочила из ванной как из проруби и кинулась к двери. Трижды поскользнулась на мокром полу и на четвертый поздоровалась-таки с полом, а мои зубы с губой. Будь проклят плиточный пол, я уже тебя ненавижу! На «пожалеть себя» времени не было. Так что подорвавшись с пола, и на бегу вытирая с подбородка стекающую тонкой струйкой кровь, я достигла заветного выхода. А за дверью стояла стража. И чего они так вылупились на меня? Вроде не трехглазая, да и не трехгрудая. Я оглядела себя на наличие лишних частей тела.
Темень! Конечно не трехгрудая, им и двух грудей выше крыши, особенно голых! О, как было стыдно. Нет, я, конечно, тут же влетела обратно в комнату и даже двери закрыла, но двое мужчин с поплывшими и шокированными взглядами мне еще долго в кошмарах сниться будут.
Самобичевание пришлось отложить. Накинув халат, я приоткрыла двери и высунулась в щелку. Стражники оказались слабохарактерные и смылись по-тихому. Похоже, я им тоже сниться буду, и явно не в кошмарах. Надеюсь они не ринулись докладывать о бесстыдном поведении гостьи самого герцога. Ну и позор!
В человеческих дворцах слуги и служебные помещения почти всегда находятся на первом этаже в северном крыле. Туда я и направилась, причем как можно быстрее.
Одна дверь, другая дверь, третья… Сорок седьмая дверь. Леший подери, я, кажется, заблудилась. И что делать прикажете? Начать звать на помощь? Так неизвестно, кто придет и будет ли спасать, а мне срочно было необходимо отыскать Малыша.
Додумать моему генератору бредовых идей не дали, поскольку кто-то бессовестно украл мой план по спасению — то есть кричали. Громко так, заливисто. В лучших традициях рыцарских романов, я как рыцарь рванула спасать жертву домашнего насилия. Пнула дверь ногой и ввалилась в помывочную, чтобы наблюдать картину маслом. Мое пепельное недоразумение стояло посреди комнаты босиком в луже воды, в одних штанах и какой-то нательной тряпице, а неизвестная дородная девица пыталась с него все оставшееся стянуть. Малыш, естественно, без боя не сдавался и вырывался, причем успешно. Судя по мокрой одежде и волосам, мой несчастный имел неосторожность уронить эту пухлую девицу в лохань, за что она теперь остервенело пыталась его оголить. Ну прям семейная сцена: супруг вернулся пьяный, а женушка его распинает, на чем свет стоит. Кстати, теперь было ясно, почему кричали. Вода, небось, была ледяная.
— Сымай тряпье, окаянный! Сымай, а то так искупаю! — она потянула свои ручки к моему рабу.
Э, нет. Смотреть смотри, а руками трогать нельзя! Не зря мой раб до сих пор прячет шевелюру под тем, что осталось от рубашки, помнит о моих словах по поводу волос. Хорошо, что я успела до фееричного разоблачения, а то влепили бы мне такой штраф, что даже будь я приемной дочерью владыки эльфов, не простили бы. Все же это оскорбление чести всех воинов, которые носят длинные волосы. Раб с подобной прической без разговоров лишается головы.
Может, женить беднягу, да денег какой крестьянке приплатить, чтоб заботилась о Малыше. Мне меньше проблем будет. Можно даже этой предложить, вроде крепкая баба.
Пока я отвлеклась, эта девица одним сильным рывком разорвала штанину моего простофили так, будто это не плотная ткань, а бумажный лист.
Нет, нельзя женить, я ж не монстр, в конце концов. Не для того спасала, чтоб погубить на супружеском ложе.
— Что здесь происходит?
Ну, положим и так ясно что, просто ничего другого в голову не пришло.
— Вот этот… Мыться не хочет, — девица обиженно ткнула пухлым пальчиком в растрепанного оборванца, пытаясь отдышаться после борьбы.
А этот, который «вот этот», сорвался с места, упал передо мной на колени и, обхватив руками за талию, прижался головой к животу. А девушка похорошела, ей шли огромные глаза. Только почему-то она начала сереть, да еще и расплываться. Темень, да у меня уже все плывет перед глазами и темнеет ускоренно!
— Пусти, — пискнула я, — раздавишь.
Он, конечно, ослабил захват, но не отпустил, только голову вверх поднял и захныкал:
— Она меня обзывала, кричала на меня и одежду мою забрать хотела. Забери меня, мне плохо здесь, забери.
Если до этого мне было весело, то после его слов и взгляда полного отчаяния и непонимания, мне стало жутко. Когда взрослый, сильный мужчина ведет себя так, это дико. Ведь он действительно не понимает, почему его пытались раздеть. А то, чего мы не понимаем, мы страшимся. Нет, он не боялся, но отчаяние от всего этого было огромным. Боги, за что же вы так жестоко с ним пошутили?
Стоящий передо мной человек частично был лишен разума. Как давно и почему, я не знала, но то, что он блаженный, не вызывало сомнений. Темень! Я надеялась, это из-за побоев и скоро пройдет, но реальность оказалась куда печальнее.
Что же случилось с тобой, маленький?
— Малыш, все хорошо, не волнуйся, никто не тронет тебя. — Я погладила его по мокрой голове. — Пойдешь со мной?