Рыцарь в черном плаще

Оставив этот город справа, карета в сопровождении четырех всадников повернула к Понтуазу. Гроза не унималась, но была уже не так сильна, дождь продолжал лить. Было без четверти девять, когда это случилось. Ровно в десять часов карета доехала до Понтуаза, но она в город не въехала, а повернула направо и остановилась перед дверью дома в начале дороги в Мери. Шесть человек держали шесть свежих лошадей. Почтовых лошадей, покрытых пеной и потом, выпрягли в один миг и запрягли новых. Всадники тоже сменили лошадей; бичи защелкали, карета понеслась. За Понтуазом дорога была суха, грозы в той стороне не было.

После отъезда из Парижа не было произнесено ни одного слова. Люди в карете хранили молчание. После одиннадцати часов в темноте стали различимы зубчатые башни собора Бове. Весь город спал, нигде не было видно ни единого огня. Карета остановилась на берегу Авелона. Четыре человека сошли с лошадей. Дверца открылась, и один человек вышел из кареты. Оставшийся в карете высадил графа де Шароле, которого приняли два человека и отнесли на берег.

Ехавшие в карете шли впереди, остальные замыкали шествие. Напротив кареты был дом с красивым фасадом. Ворота его отворились без шума. Карета въехала на внутренний двор, ворота закрылись. Люди подошли к берегу, где под ивами была привязана лодка. Шароле положили на дно лодки, два человека в масках сели на корме, четверо взялись за весла.

Лодка пересекла реку и, обогнув город, причалила у больших деревьев. Тут стояла рыбачья хижина, и в ту минуту, когда лодка причалила, дверь хижины отворилась, из нее вышел человек. Послышалось тихое «кукареку». Люди вышли из лодки, рыбак помогал им, удерживая лодку багром. Два человека вынесли Шароле на руках и вошли в узкую улицу, совершенно пустынную и тихую. Люди шли медленно и бесшумно. В середине улицы, слева, возвышался большой черный дом. Люди остановились перед этим домом! Шедший впереди человек в маске наклонился, сунул правую руку под дверь, и она тотчас отворилась. Все вошли, и дверь затворилась сама собой. Люди вошли в низкую комнату, стены которой, необыкновенно толстые, не должны были пропустить ни малейшего звука. Шароле посадили в кресло. По знаку первого человека в маске четверо сопровождавших вышли из комнату и закрыли дверь. Двое в масках остались наедине с Шароле. Длинную широкую комнату со сводами освещали многочисленные лампы, прибитые к стенам. Один из похитителей, тот, который велел выйти людям, пристально смотрел на Шароле. Со связанными руками и ногами, с кляпом во рту, Шароле сидел неподвижно и безмолвно.

— Выньте кляп и перережьте веревки на руках и ногах, — велел человек, стоявший перед графом.

Его спутник поспешно исполнил приказ. Сделавшись свободным в движениях, Шароле вздохнул с облегчением и растянул руки. С тех пор как лошади его упали, граф в первый раз смог говорить и шевелить руками.

— Узнаю я, наконец, где нахожусь? — сказал он, вставая и топая ногой.

— В городе, где правосудие зависит от вас, монсеньор, — ответил человек в маске. — Вы в Бове, в нескольких лье от вашего поместья Фоссез.

— Кто же меня привез сюда?

— Я.

— Кто ты такой, осмеливающийся поднять руку на принца крови?

— Я тот, кому король заранее подписал помилование, если он вас убьет.

— Убийство! — сказал Шароле, побледнев.

— Нет. Если бы я хотел вас убить, я бы давно сделал это, но у нас разные вкусы, принц. Я не люблю убийств, я предоставляю их вам, — изменив тон, но, сохраняя угрожающее выражение, продолжал незнакомец. — Вы хотите знать, кто я? Вам недолго придется ждать ответа.

Человек в маске ударил в гонг, стоявший возле него на столе. Дверь открылась, и вошли два человека, ведя третьего, босого и с непокрытой головой. Грубая рубашка была его единственной одеждой, руки связаны за спиной, а шея обвязана веревкой. Этого человека поставили напротив Шароле, вслед за этим люди, которые привели его, покинули комнату.

— Граф де Шароле, имею честь представить вам старого приятеля, которого вы не видели очень давно, — барона де Монжуа. — Сделав шаг назад и скрестив руки на груди, человек в маске прибавил: — Теперь скажу, кто я. Я Жильбер, сын Рено, оружейника с набережной Феррайль, того, которого вы приказали осудить судьям этого города, монсеньор, 25 января 1725 года, того, чье мертвое тело вздернули на виселицу 30 января.

Наступила минута страшного молчания.

— 30 января 1725 года, пока вы ужинали с вашими друзьями у Бриссо на улице Вербуа, я был здесь. Я был тогда молод, мне было всего двенадцать лет. Я увидел тело моего отца на виселице. Ночью я, держась за веревку, влез наверх, поцеловал моего отца, и, наклонившись к его уху, шепнул: «Отец мой, я отомщу за тебя, клянусь тебе. Тот, кто виновен в твоей смерти, умрет так, как ты, и там, где ты». Прошло двадцать лет и шесть месяцев, как я дал клятву. В эту ночь я сдержу ее. Вот подлый убийца моего отца! — прибавил он, указывая на Монжуа. — Он умрет. А вы, Шароле, его гнусный сообщник, отомстите за меня. Этот человек умрет от вашей руки. Его я приговорил к смерти, а вас — к роли его палача.