Это было похоже на правду. Эдель вспомнила слова королевы: «Бедненькая не мадам, а герцог де Буажи. Кто знает, какие дети родятся у нашего прекрасного рыцаря от баронессы?..»
Но сейчас ее больше всего расстроили не интриги королевы, какими бы они ни были, а то, что Лайонелу ничего не удалось разведать доподлинно о том
. А она так надеялась на это!- Значит, мы никогда не узнаем, кто был тот ворон... - горько прошептала Эдель. - И преступления того норманнского пса останутся безнаказанными. Гибель Родерика, разоренный сожженный Фэрфакс, я... - Она спохватилась и произнесла уже громче: - Но уже поздно. Вам пора, сэр. Прощайте. Встретимся завтра на турнире.
- Погодите, - сказал Лайонел. Он сидел на скамье напротив Эдель, но сейчас встал и опустился перед ней на колени. Он взял ее руки в свои и тихо, но горячо промолвил:
- Эдель, я больше так не могу. Я люблю тебя.
- Лайонел, не надо...
- Если б я мог завтра сразиться там! - вскрикнул он. - За твою руку! Клянусь, я победил бы их всех. Все они пали бы к моим ногам! И ты стала бы моей! Но нет, этому не суждено сбыться. Кто я? Я - не норманн, я - сакс, к тому же бастард...
- Прошу тебя, замолчи. Ты не можешь не то, что говорить, даже думать об этом. Ты мой родственник, мой брат... Между нами ничего быть не может.
- Я не брат тебе! - яростно вскинулся он. - И мы оба это прекрасно знаем!
- Лайонел, Лайонел... Вспомни свою клятву. Не смей говорить так!
Он сник и вновь начал молить:
- Эдель, прошу тебя. Любовь моя, завтра ты уже будешь женой другого... Но эта ночь может быть нашей. Я знаю, что небезразличен тебе. Ты не девственница, и бояться тебе нечего. Никто не узнает, что мы были вместе. Эдель, позволь мне любить тебя. Позволь остаться. Я обещаю, что ты не пожалеешь, я сделаю тебя самой счастливой женщиной на свете!
- Нет, Лайонел, нет...
Но он не слушал. Он искал губами ее губы; она чувствовала на лице его пахнущее вином и желанием горячее дыхание, его руки обвили ее стан... В какой-то момент она готова была сдаться. Уступить. Не потому, что хотела его; а потому, что завтра она, как он и сказал, должна была принадлежать уже ненавистному мужу-норманну. Но воля и честь победили в Эдель, и она с силой, которой он не ожидал, вырвалась из его объятий.
- Немедленно покиньте мои покои, сэр, - тяжело дыша, сказала она, указывая на дверь.
- Эдель! - он вскочил и начал надвигаться на нее.
Нет, конечно, он не собирался выполнять ее приказ. Он был пьян и распален страстью; и у нее осталось последнее средство воздействия на него, - до того, как начать звать на помощь слуг.
- Сэр Лайонел, я прошу вас, - ледяным голосом сказала она. - Придите в себя. Вспомните, кто я и кто вы.
- Я помню, - глухо пробормотал он, - ты - та, которую я хочу. И очень давно. А я - тот, кто сейчас, наконец, сделает тебя своей.
- Нет. Вы - рыцарь, вы носите шпоры и не можете причинить вред беззащитной женщине. А я... я - вдова вашего брата Родерика.
Эдель оказалась права. Он отступил. Лицо его исказилось. Имя погибшего брата всегда действовало на него так.
Он ушел. А она долго еще молилась перед распятием; и так и не сомкнула глаз до утра...
- Герцог де Буажи сегодня великолепен, как никогда! Не правда ли, дорогая мадам Карлайл, он самый лучший рыцарь на этом ристалище?
Голос королевы вывел Эдель из мрачной задумчивости.
- Да, ваше величество, - промолвила она, тщетно стараясь улыбнуться в ответ на улыбку королевы.
- Буажи выиграет следующую схватку, ставлю на его победу трех своих лучших соколов, - крякнул король, осушив одним глотком огромную золотую чашу. - Да, он хорош! - Он обернулся к Эдель и подмигнул ей: - Вы не прогадаете, мадам, выбрав его. В постели он не хуже, чем в бою, ручаюсь.
- О, мой венценосный супруг! - рассмеялась его жена. - Право, вы ведете себя недостойно вашего высокого звания. Смотрите, вы вогнали нашу прелестную королеву турнира в краску!
- Ба! Она не невинная девица, чтоб стесняться таких слов, - весело возразил он.
Эдель отчетливо услышала, как сзади раздался скрип зубов. За ее креслом стоял Лайонел (едва ли сакса, да еще бастарда, пустили бы в королевскую ложу, - но, поскольку Эдель была сегодня объявлена королевой турнира, ей милостиво позволили взять с собою своего деверя), и ей было понятно, что ему эти шутки - как клинок в сердце.
Между тем, турнир двигался к развязке. Из пяти претендентов двое выбыли - Эпернон и Монасье, остались трое - Антраг, Турнель и Буажи.
Все рыцари должны были по одному разу биться друг с другом; выбывал лишь тот, кто получал тяжелые увечья или сам отказывался от дальнейшей борьбы. Тупое или заточенное оружие - или, выражаясь турнирным языком, «мирное» или «боевое», - выбирают противники, решалось перед каждым поединком и объявлялось судьям и зрителям.
Первым снял свою перчатку с шеста Эпернон. Монасье нанес ему удар тупым копьем такой силы, что выбил из руки щит и задел бок; а затем беднягу выбил из седла Антраг.
Сам Монасье был сражен первым же могучим ударом тупого копья Филиппа де Буажи. Рыцаря унесли с поля боя полуживым.