— Наверное, ты прав, Эмери. Сегодня, когда бой начался, слышу, душманы кричат привычное: «Аллах акбар». И так это у них получается мощно, убедительно. А что нам крикнуть в ответ? Неужели «слава КПСС»? Или «за Горбачева»? Не могу даже объяснить, насколько это было бы смешно. Почему-то именно сегодня я обострённо почувствовал нелепость нашего положения. Мы же сами не знаем, за что воюем. Вот вы, тамплиеры, что кричали, когда шли в бой?
— Деус вульт — так хочет Бог. Или тамплиерский девиз: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу». Ещё был хороший клич: «Здравствуй, Бог — святая любовь».
— Замечательно. С такими словами и умирать легко. А то, знаешь, крайне неприятно чувствовать себя беспомощной жертвой идиотской политической ошибки.
— Значит, ты хотел бы от сердца крикнуть: «Здравствуй, Бог — святая любовь»?
— Хотел бы. Жаль даже, что бой на сегодня закончился. А то бы мы с тобой.
— Бой не закончился, Владимир. Ты знаешь, сколько душманов попёрли сегодня на вашу сотню?
— Не меньше полутысячи.
— Больше тысячи. И половина из них ещё вполне боеспособны. Моё появление заставило их сильно растеряться, но это настоящие бойцы, они уже пришли в себя, перегруппировались и сейчас пойдут на прорыв.
— С тобой — разведки не надо.
— Со мной — ничего не надо. Ты посиди за камнем, а я с ними быстро разберусь.
— Шутишь, брат? Ты будешь сражаться, а я за камнем сидеть?
— Ты пойми, что меня не убьют. В моей жизни это уже было.
— И в моей будет. Почему не сегодня? Отведёшь мою душу к Богу.
— Ты не понимаешь, о чём говоришь. А если твоя душа достанется люциферовой своре? И отведут они тебя туда, где тебе не понравится?
— Думаешь, всё так мрачно?
— Да в том-то и дело, что не знаю. Однако, сам рассуди: ты всю жизнь без Бога прожил, а после смерти хочешь прямо к Богу?
— Да, конечно, я понимаю, что не достоин. Но, может, всё-таки. Ты ведь уйдёшь после боя, со мной не останешься, это понятно. А я-то с чем останусь? И зачем? Может, лучше для меня рядом с тобой умереть? Может быть, это мой шанс умереть за Христа?
— Зачем тебе убивать душманов?
— Да затем, что они идут резать сонных женщин, стариков и детей. Их надо остановить любой ценой. Так хочет Бог.
Эмери улыбнулся так нежно, слово услышал признание в любви. Казалось, он многое хочет сказать своему брату глазами, но вслух он произнёс лишь несколько твёрдых слов:
— Дело говоришь. К тому же, признаюсь, Бог не дал мне права что-либо запрещать тебе. Ты сделал свой выбор, воин. Да свершится воля Божия.
— Они стояли в полный рост перед надвигающимися моджахедами — рыцарь-франк в белом плаще и русский офицер в рваном хэбэ. Рыцарь сжимал в руках меч, офицер — автомат с примкнутым штык-ножом. Ущелье наполнилось возгласами: «Аллах акбар!» — «Деус вульт!». И ещё по-русски: «Так хочет Бог!».
— Я сегодня замучился бинтовать тебя, Володька.
— Не очень-то и хотелось. Я мог бы и сам себя перевязать.
— «Сам». Лежи уж, вояка. Чудом жив остался, а надо повыделываться.
— А ты, Эмери, я смотрю, не слабо по-русски заговорил.
— С кем поведёшься. Не знаю, как теперь и на Небо возвращаться с такими грубыми манерами.
— А ваши тамплиеры всегда такие вежливые были? Ну ты честно-то сознайся.
— Да всякое бывало, — Эмери жизнерадостно расхохотался. — На войне грубеешь, конечно. Но за сквернословие в Ордене строго наказывали.
— Ты ещё не слышал настоящего русского сквернословия.
— Надеюсь, что и не услышу, — Эмери немного стыдливо улыбнулся. — Бог сегодня хранил тебя, все раны — поверхностные. А болеть они должны довольно сильно. Ты неплохо держишься. Тебе бы сейчас нашего тамплиерского отварчика — боль унять. А нету.
— У меня есть кое-что получше. Дай-ка сумку.
— Что это?
— Шприц-тюбик с промедолом. Применяется вот так, — Ставров вколол себе промедол.
Эмери смотрел на процедуру удивлёнными глазами ребёнка, а потом погрустнел:
— Много тут у вас удивительного, а если задумаешься, так и ничего нового. Если же ещё подумать — гораздо хуже стало. Придумали новые способы обезболивания, а Бога потеряли. Изобрели эту погань летающую — пули, а за что сражаетесь — окончательно перестали понимать.
— Одни сражаются за коммунизм, это теория такая, как на земле без Бога рай построить. Другие — ради личного обогащения, а большинство — ради обогащения властителей.
— Наши бароны в Палестине тоже были далеко не святые. Слишком много думали о стяжании земных богатств. Но большинство из них были вполне способны хотя бы изредка испытывать высокие порывы и жертвовать собой ради Бога, ради ближних. Обычный человек всегда мечется между высоким и низким, но чтобы вовсе не знать высокого и даже отрицать его существование. Не могу представить себе такой мир. Я видел ад, мне показывали. Думаю, что ваш мир похож на него. И в земной жизни я видел несколько человек, полностью отрицающих Бога. Это были настоящие чудовища, их за людей-то никто не считал, все шарахались от безбожников, как от прокажённых. А у вас, значит, эти люди власть захватили.