Рыцари ее мурлычества (СИ)

— Очень мило! — взыграло во мне таки женское единство. — Я была практически такой, когда мы только познакомились.

Эдик не нашел достойного ответа, и нагло посмеивался в трубку, явно вспомнив, как мы с ним воевали с момента первого знакомства. Но мне были приятнее славные мысли о нашем примирении — зимней ночи, колыбельной для вьюги, утихомирившей и мою буйную душу, а так же о нашем первом поцелуе.

— Но ведь меня твоя дикость привлекла… — Усмехнулся Эдик, признавшись, что стервы, все-таки, дамы желанные.

Я покраснела, и тут же подумала, что Лысого, возможно, тот сумбур в ее поведении тоже завораживает. А что? Ведь не соскучишься. Хотя… если бы ему нравились подобные перепады настроения, то не сидел бы он сейчас с Йориком на кухне и не глушил бы пиво ведрами, то есть большими и вместительными бокалами, чтобы успокоить нервишки.

Собственно он примчался сегодня утром взбешенный, заявив, что парой часов назад был совершенно согласен с Отелло и даже чуть не повторил его подвиг. Хлопнул входной дверью, потом ящиком с бутылками. Отважившись на совместное проживание и отдавая деньги за съемную квартиру, он даже и не предполагал, что потратит еще бесчисленное количество собственных нервов: на истерию из-за проблем на работе (ее работе, а выливалось все на голову парня), на псих из-за не сложенных в шкаф штанов, не выстиранных носок и т. д.

Вчера, вернувшись домой с работы раньше своей девушки, Лысый обещал ей по телефону сделать уборку. Ну, как большинство мужчин наводят порядок в квартире? Носки под диван закинул — и вроде бы чисто. Похвалив себя — молодца — он сел смотреть телек. Тут пришла благоверная. Настроение ей испортили либо на работе, либо кто-то сглазил по дороге.

Переступив порог, она оставила вещи и направилась на кухню. Провела пальцем по плите, обнаружила пыль. Позвала Лысого, чтобы указать на его недочет, чтоб ему стыдно было. Друг взял тряпку, скрипя зубами, вытер пыль. И тут нашелся новый повод! Она увидела чей-то длинный темный волосок! О, боги! Измена! И посмотрела на Лысого. Вот только Глеб на брюнетку совсем не похож, хотя бы в виду отсутствия волосяного покрова на голове. Он попробовал ей спокойно объяснить, что крашенные брюнетки в их квартире лишь в одном экземпляре имеются, и кажется, утром как раз этот экземпляр расчесывался в кухне, параллельно готовя кофе. Она выпалила: «Ты из меня идиотку делаешь!»

— Зачем мне из тебя кого-то делать… — брякнул парень, натолкнув девушку на мысль, что ее уже давно идиоткой считают.

Слово за слово и полемика переросла в истерику, из нее в серьезную ссору с битьем посуды (планировалось разбить ее об лысину Глеба, но он вовремя уклонился). Логичный финал:

— Ну и сиди одна, конченная! Завтра соберешь шмотки! Мы съезжаем! Я за тебя платить не буду! — сказал на прощание некогда любимой девушке Лысый, подхватил сумку с вещами и закрыл за собой дверь.

Совсем другую версию событий я услышала от своей тезки сразу после того, как договорила с Эдиком. В ее глазах все выглядело так: Лысый, сволочь такая, неизвестно где носился, привел бабу, потом выдворил, оставил доказательства, сделал из Алисы козу отпущения, посмеялся ей в лицо, обозвал очень не хорошими словами, пообещал выдворить из квартиры (а жить ей, бедняжке негде)…

О том, что она, учитывая последнюю фразу, рассчитывала напроситься пожить у меня, мне и в голову не пришло. Да и куда? Я ж не одна живу, а с родителями…

В общем, она на этот счет явно обиделась, а позвонила, видимо, желая, чтобы я как-то повлияла на брата, раз уж не зову ее жить к себе. Только очень искусно завуалировала просьбу за ворохом ненужной информации, в сотый раз обвинив Глеба в измене (что по сути своей было глупой клеветой и беспочвенными домыслами — ну зачем ему изменять, если у него уже есть красивая девушка!!!), а потом очередной порцией воспоминаний о лучших мужчинах, с которыми она была, и которым Глеб в подметки не годится.

— Ну, если он для тебя такой плохой, зачем тогда так нервничаешь? — не понимала я. Мое ухо, казалось, просто прилипло и приклеилось к трубке мобильного.

— Только не говори эту банальную фразу: «Ты молодая, красивая, другого найдешь!». — Фыркнули в ответ.

— А че, не правда, что ли?

— Киса, мне уже за тридцать! Глеб — единственная надежда родить! — выпалила она в приступе гнева на тупенькую меня. Тут я ее пожалела. Эдик у меня тоже единственная надежда — моя и врача.

— А с чего ты взяла, что он тебе изменяет? Может стоило с ним спокойно поговорить, без обвинений, как ты умеешь, без криков?

— Он пришел на час раньше меня! Он клялся и божился, что наведет порядок. Я пришла — он только подмел! Что он делал все оставшееся время? И волос…

— Мужчины предпочитают лентяйничать перед телеком… — робко внедрила я фразочку в ее монолог, за что тут же поплатилась: