Некоторые из эрариев подтвердили, что и в Любеке слышали легенды про Штёртебеккера и его неуязвимость: будто он один завязывал бой с десятками вражеских кораблей, а морская пучина и небесный огонь служили ему. Рассказывали: куда Штёртебеккер бросит горсть песка, в той стороне разверзаются водяные бездны; там же, куда он щепоть соли кинет, бьют одна за другой беспощадные молнии – и пока не разнесут в щепы все неприятельские корабли, не успокаиваются. Еще эрарии сказали, что Штёртебеккер владел таким богатством, каким, быть может, не владел целый Любек; а на груди – там, где всякий добрый христианин носит крест, Клаус Штёртебеккер носил ключ от Восточного моря и отпирал им янтарные хранилища морского царя, и с помощью его, словно рыба, опускался на любую глубину и проникал в трюмы судов, потерпевших крушение, – дышал же там так свободно, как будто находился не на дне морском, а где-нибудь на утесе над Рейном… Остров Готланд, служивший прибежищем Штёртебеккеровых кораблей, говорили, сплошь усеян кладами. У жителей Готланда в обычае похваляться, что остров их сложен из песчаников, известняков и корсарского золота.
Здесь ко всему сказанному прибавил кое-что и Проспер Морталис, ибо и Дании были известны легенды про Штёртебеккера, а именно: готландские разбойники так разбогатели на своем опасном ремесле, что совсем позабыли цену денег. Люди Штёртебеккера очень возгордились, когда потеряли счет монетам, и одного обладания сокровищами им было уже мало, они жаждали поразить мир. И тогда им пришло в голову построить золотой корабль… Чего не сделаешь для радости души! Чего не совершишь ради славы! Как задумали, так и исполнили: от носа до кормы, от киля и до кончиков мачт покрыли корабль сусальным золотом и нарекли его «Золотым тельцом». Чуден был этот телец; так он сиял в солнечных лучах, что слепил глаза; а восхитить так никого и не успел, поскольку сразу же после выхода в море, совсем недалеко от Готланда затонул. Всяк бы рад отыскать его и блеснуть, поразить мир, и многие за двести лет пробовали, искали – волочили по дну неводы, смущали глубинный покой крючьями и грузилами, – но не желает море расставаться с некоторыми из своих богатств; блистать надо тем, что заслужил…
Так, разговаривая, смотрели на вереницу кораблей, из которых некоторые узнавали, – прославленных купцов, рыбаков и воинов своих времен, – так как не только про витальеров ходили по Восточному морю легенды. Но здесь произошло новое чудо, и все замолчали. Среди прочих судов к «Юстусу» приближался несравненный «Золотой телец». Корпус его и рангоут действительно казались отлитыми из золота, паруса были из дорогого китайского шелка, окна и фонари – из кусочков янтаря, а такелаж – из серебряных тросов. Фальшборт, который на кораблях того времени почти всегда укреплялся воинскими щитами, на «Золотом тельце» был сплошь увешан козьими и свиными головами, масками-харями, рогами, хвостами, копытами; на палубе же его творилась всякая дьявольщина: копошились червяки и змеи, мыши и жабы бегали наперегонки, обезьяны с ослиными ушами беседовали с попугаями, у коих вместо клювов торчали лошадиные ноздри; острозубые упыри с кожей желтой, как воск, сосали кровь из ушей бледного утопленника; круторогие бараны катали друг другу человеческие головы и от удовольствия блеяли; козел, облепленный репьем, умильно играл на скрипке. Живая русалка сидела верхом на бушприте; о нимфа! она была бы прекрасна, если б не мертвенно-зеленоватый цвет ее тела и не лиловые глаза. Повешенные качались на реях. Сам Клаус Штёрте-беккер в одеждах черных, как ночь, стоял у руля. Верхнюю часть его лица покрывала тень от широкополой шляпы – оттуда, из темноты смотрели и светились глаза его, будто две холодных звезды. Мрачный призрак, он был так худ, и щеки его так запали, что под ними ясно проступали зубы, и руки его – были руки скелета. Один в обществе мерзких личин и богопротивных тварей, переживший свою команду и своих палачей, Штёртебеккер не находил успокоения – тревожимый Сатаной, он водил «Золотого тельца» из ада в ад, из столетия в столетие, от шторма к шторму. И никого не поразил красотой судна, но многих поразил злосчастной своей судьбой.