Рыцари моря

Эти добрые люди помогли погрести погибших по христианскому обычаю, как героев. Они также оказали помощь при починке судна, за что Месяц одарил их, рыбаков и мореходов, теми ливонскими сетями, какие были найдены в трюме капера, и несколькими штуками сукна.

В этом гостеприимном селении пробыли три дня. Общаясь с жителями, случайно узнали, что Штрандендорф – это как раз та самая деревня, в церкви которой хранилось имущество с двух любекских кораблей, принадлежащих Фареркомпании и господину Бюргеру. Корабли эти – «Травемюнде» и «Брёмзе», – якобы потерпевшие в здешних водах крушение, море выбросило на берег несколькими милями западнее Штрандендорфа. Среди местных рыбаков нашлись очевидцы, которые утверждали, что не море и не буря виновны в той беде, а каперское судно с красивым названием «Сабина»… Торговые корабли оказались бессильны предпринять что-либо против капера, и тот, захватив их, вырезал обе команды, а суда разграбил и сделал все, чтобы их потопить.

– Чего только не приносит море к нашим берегам!…

Так сказали рыбаки, а затем перечислили все те предметы, какие им удалось выловить из волн после того, как капер потопил «Травемюнде» и «Брёмзе» и скрылся. Большой ценности те предметы не представляли, они могли лишь служить доказательством того, что именно эти суда погибли у здешних берегов; тут были шлюпка с прорубленным дном, пустые мешки с клеймами, разбитый кормовой фонарь с «Брёмзе», обрывки парусов, чьи-то деревянные четки и подобное. Через день-другой море выбросило на берег четырнадцать распухших трупов.

Еще рыбаки рассказали, что сразу после гибели судов они послали в Любек человека с вестью об этой трагедии. Но посланный человек до сих пор не вернулся – как в воду канул. А неделю назад сгорела их церковь; старика церковного сторожа нашли на пороге ее, обугленного, с проломленной головой.

Глава 9

Любек встретил «Юстуса» приветливым погожим днем. Со времени отплытия здесь как будто ничего не изменилось. Сновали по Траве парусные суда, галеры, лодки; перекрикивались на пристани возницы и грузчики; вились над кораблями чайки. Город – каменно-черепичная громада – стоял на земле крепко, несмотря на разлад в мире людей: размежевания в вере, упадок ганзейской торговли, все большую нетерпимость между изобилием и нуждой; право его до сих пор оставалось правом многих городов, и не только немецких; богатства его еще оставались гордостью Ганзы, к слову его еще прислушивались; а имя его было – Северный Рим, город Вечный-Злой ли рок, добрый ли, в чьем лице, неизвестно, с какими побуждениями, непонятно, – но рок этот продолжал плести вокруг когга россиян свои сети. Место на пристани он отвел «Юстусу» бок о бок… со старушкой «Сабиной». А потому представилась возможность рассмотреть корабль Гаука с близкого расстояния. Судно это было таким старым и ветхим, что также казалось и вечным; а неразгаданная тайна перевоплощения, какая заключалась в нем, делала его в глазах людей суеверных чем-то вроде призрака или сатанинской забавы, козней нечистой силы либо вроде колдовского наваждения, предвестника смерти, – хотя и состоящего из вещей сущих: древесины, меди, пеньки, полотна. «Сабина» была безлюдна, на палубе ее царил порядок. И веяло от «старушки» миром и покоем; она как будто дремала. И можно было подумать, что корабль этот по меньшей мере года два не выходил в море. Тихонько плескалась о днище волна; солнечные блики, отраженные от воды, играли на красивом лице нимфы, и оттого лицо ее представлялось ожившим – озаренным нежной улыбкой; только глаза покровительницы оставались холодными и неподвижными – даже теплые солнечные лучи не согревали их и не вселяли в них жизнь.

Эрарии, что были в этот час на берегу, сказали: – Король умер. Но не пришел новый король. Месяц не понял сначала, о ком речь, но потом пере-спросил:

Правда ли, что умер Штрекенбах? Эрарии опустили глаза, полные искренней скорби:

– Разве ты не видишь – Любек совсем уже не тот, что был прежде? Сердце короля не выдержало суетной жизни, и все мы – сироты теперь…

Месяц отпустил команду на берег, а сам с Моргалисом, Линнеусом и Копейкой направился в «Танцующий Дик». На судне остались четверо раненых под присмотром инока Хрисанфа.

Манфред Клюге встретил гостей с «Юстуса» как самых давних и милых сердцу приятелей. Он посадил их за прежний стол, предварительно согнав расположившихся за ним двух скучающих блудниц; затем он вконец замотал своего верзилу-кнехта, в изобилии по-давая гостям блюда; а пиво нескольких сортов в больших посеребренных запотевших кружках трактирщик Клюге принес сам.