Рыжая кошка

— А что дальше?

— А дальше Джейми заставил его извиниться перед Шери, подхватил за ремень и вышвырнул с черного хода. — Лиа усмехнулась. — Это я уже сама видела. Круто было.

— Не сомневаюсь. Вы знаете подружку Джейми?

Лиа нахмурила веснушчатый лоб.

— Та рыжая… которая делает мазохистские фильмы, что ли? — Я кивнул, и Лиа кивнула в ответ. — Она к нам захаживала. Я слышала, будто там что-то есть, но наверняка не знала. Она сексуальная.

— Она бывала здесь последнее время? — Лиа пожала плечами. — Они ладят?

— Не знаю. Вроде бы. Я не обращала внимания. — Она посмотрела на меня, впервые заподозрив неладное. — А зачем вам все это? Джейми ведь ни во что не влип?

Я покачал головой.

— Я просто пытаюсь связаться с ним.

Лиа с обеспокоенным видом изучала мое лицо.

— Послушайте, он хороший парень, — сказала она, — а как с ним связаться, я не знаю. — И она исчезла на кухне.

Лиа больше не появилась, а бармен и другие официантки располагали более скудными сведениями. Я еще полчаса болтался в клубе, смотрел, как люди вваливаются — по двое и по трое, замерзшие, заиндевевшие и счастливые, что добрались до спасительной гавани.

Выдвинулся я около одиннадцати. Домой пришлось идти против ветра. Я втянул голову в воротник куртки, но все равно закоченел. Через два квартала лицо уже не просто замерзло, а онемело до боли, а еще через два та же участь постигла руки и ноги. К Би-авеню прогулка превратилась в неравную борьбу с бураном, ощущение времени пропало. Ветер врывался в легкие и выл в ушах, а я все шел и шел, и в голове бился голос Лиа: «Послушайте, он хороший парень», — а ему отзывались последние слова Орландо Круга: «Просто скажите ей позвонить мне». Через некоторое время я перестал понимать, кто что сказал.

Я с трудом справился с ключом от дома и некоторое время стоял в подъезде, переводя дух. Полину разливалась колющая боль. Поднялся на лифте и открыл дверь в квартиру. У окна с полотенцем в руках стояла Клэр. Она смотрела то на меня, то на софу, на лице отражалась смесь замешательства и отвращения. Я переступил порог, и в нос мне ударил запах рвоты. Я поднял глаза и обнаружил источник. Мой брат Дэвид, забрызганный блевотиной, валялся у меня на софе.

Глава 20

Мы раздели его: сняли промокшее кашемировое пальто, отсыревшие английские туфли, итальянский костюм (брюки были по колено в грязи) — и кое-как оттерли влажной махровой салфеткой. Я натянул на Дэвида тренировочные штаны и футболку, а Клэр застелила софу и накрыла его одеялом. Он что-то бормотал и метался, его снова вырвало, но в моей практике встречались и более тяжелые случаи.

— Он заявился минут двадцать назад, и я не знала, что с ним делать, — прошептала Клэр. Она сидела на кухне, пила тоник и смотрела на спящего Дэвида. — Он давил на звонок, твердил, что он твой брат, и был весь в снегу. Я просто не могла оставить его на улице.

Я кивнул.

— Незачем шептать, — сказал я, — Дэвид в отключке. Судя по его виду, он, наверное, шел пешком с окраины.

— Хорошо, что он не остановился отдохнуть по дороге. А то с него бы месяц скалывали лед.

— Он что-нибудь сказал?

— Ничего связного, кроме того, что он твой брат. Он часто такой?

— В смысле часто ли он напивается до беспамятства? — Клэр кивнула. — Я такое вижу впервые, но… на самом деле я совсем не знаю своего брата. — Клэр посмотрела на Дэвида, потом на меня и покачала головой. — Боже.

Проснулся я среди ночи. Клэр тихо дышала рядом со мной, по самый нос укрытая пуховым одеялом. За воем ветра и дребезжанием окон мне послышался приглушенный кашель в гостиной и шелест простыни. Я осторожно встал, натянул футболку и вышел.

Дэвид сидел на полу по-турецки, завернувшись в простыню и привалившись к книжному шкафу. Он был бледен, волосы надо лбом отсырели. На коленях у Дэвида лежала книга, он медленно переворачивал страницы. На звук моих шагов Дэвид поднял голову. В глазах притаилось замешательство, а лицо было какое-то смазанное. Я закрыл дверь спальни.

— Тебе надо спать, — прошептал я.

— Все кружилось, — тихо ответил он.

— Хочешь чего-нибудь?

— Пожалуй, попить.

Я пошел на кухню, налил стакан воды и отнес Дэвиду. Дэвид принялся жадно пить. Я посмотрел на книгу у него на коленях. Это был огромный том с потертой обложкой и потрескавшимся корешком — альбом фотографий Брассай,[9] который я не открывал уже много лет. Дэвид поставил стакан на пол и перевернул страницу. Окутанный туманом парижский бульвар. На следующей странице — фотография женщины под уличным фонарем.

Дэвид тихо засмеялся:

— От первой своей поездки в Париж, сразу после колледжа, я ожидал примерно таких впечатлений. Дружище, как же я был разочарован! Я настроился на туманы, на проституток под каждым фонарем, на нечто, знаешь, этакое смутное, романтическое. А увидел гребаный Центр Помпиду. И перестал жалеть, что мама не позволила мне проучиться год в Париже. — Лоб Дэвида блестел от пота, его трясло.

— Я и не знал, что ты хотел в Париж.