— Не понимаю, — продолжал Хюго. — Если он знает, кто мы такие, — я хочу сказать, если он догадывается, что мы борцы Сопротивления, — то он уже давно мог бы выдать нас полиции или даже самим немцам. Ему незачем было приглашать нас к себе в дом, чтобы устроить там ловушку.
— Ловушка в доме всегда надежнее, чем нападение на улице, — сказала я. — На улице ты можешь защищаться, даже уйти. А в доме почти всегда конец.
Хюго улегся, подложив руки под голову.
— Нет, я этого не понимаю… А может, он порядочный человек?..
— У него честное лицо, — сказала я. — Глаза глядели на нас по-хорошему. Если можно положиться на первое впечатление, ему хочется что-нибудь сделать для нас.
— В этом человеке есть что-то необычное, — в раздумье проговорил Хюго. — Я должен разузнать, в чем дело. Магистр Ливенс. Он, оказывается, знает, что мы ведем бивуачную жизнь, как он выразился. Мне думается, Ханна, нам следует расположиться на ночь в этом районе и попытаться разведать, что это за господин.
В этот вечер мы спрятались поблизости от дома, который принадлежал Ливенсу. Дом стоял недалеко от той аллеи, где жил Снейтерс, торговец строительными материалами. Здесь был лесок, небольшой, но очень удобный, где мы по-настоящему могли укрыться. Вокруг стояла мертвая тишина, иногда только с аллеи доносились немецкие песни. Мы прислушивались, подбираясь к окнам, к веранде, к двери. Кое-где изнутри слабо пробивался свет, значит, в доме, безусловно, живут; однако разговоров мы не слышали, иногда лишь раздавались шаги, скрип двери и звук отодвигаемого стула. Мы тихонько пробрались обратно в лес.
— Посмотрим теперь, ходят ли к нему в гости приятели в военной форме, —сказал Хюго.
Мы долго, очень долго ждали, не покажется ли кто-нибудь. Я успела даже вздремнуть, зная, что возле меня надежный, верный друг. Пробили часы где-то вдали, а затем и в доме. По-прежнему стояла тишина, на улице не было ни души.
— Рискнем, Ханна? — вдруг сказал Хюго.
— Ты хочешь постучаться? — спросила я.
— Да… с револьвером в руке, — сказал он. — Должен честно признаться тебе, что этот важный дедушка здорово возбудил мое любопытство…
— Эта странная сигарета без огня… — напомнила я.
Мы снова подползли к дому. Постучались в кухонную дверь. Но так осторожно, что Хюго пришлось постучать еще раз. В темноте дверного проема показалась серая тень человека, которого трудно было распознать.
— Кто здесь? — тихо, но отнюдь не робко спросил он.
— Не найдется ли у вас огонька для меня? — спросил Хюго.
В темноте раздался смех:
— Ага… это вы. Входите. Входите скорее.
Он запер за нами дверь. Мы стояли в темноте сжимая револьверы. Я по-прежнему не испытывала страха. Думаю, что и Хюго в глубине души был убежден в искренности старика — иначе он никогда не рискнул бы моей жизнью.
— Идите за мной, — пригласил старик.
Он освещал нам путь жужжалкой. Голубой огонек блуждал вдоль дверей, по лестнице, по теплой толстой дорожке, по витым ножкам столика в коридоре. Затем хозяин открыл дверь. Мы очутились в комнате, где стояли глубокие кожаные кресла, книжный шкаф, перед камином лежала тигровая шкура, а над письменным столом висели высокая темная картина и несколько фотографий в серебряных рамках. Около камина стояла электрическая плитка, на ней кипел чайник. Эта комната, где смешивались коричневый, синий и красный цвета, произвела на меня необыкновенное впечатление — я особенно сильно почувствовала это после наших холодных и неудобных ночевок в билтховенском лесу; она показалась мне такой уютной, прелестной и гостеприимной, что я на момент забыла о войне, оккупации и о погоне за предателем.
— Садитесь же, — предложил нам хозяин. Теперь, когда он был без шляпы, его седые волосы поблескивали в мягком свете лампы. Я села на стул против двери. Хюго продолжал молча стоять.
— Чаю? — спросил нас хозяин и подошел к маленькому чайному столику на колесах, который стоял у стены. Тон разговора, спокойный и любезный, право, мог создать впечатление, будто мы явились сюда с самым светским из светских визитов.
— С удовольствием, — ответила я и поглядела на Хюго, который, стоя за спиной старика, руками делал мне знаки, как бы спрашивая, что делать. Я пожала плечами. Ливенс выкатил столик на середину комнаты; на нем стояли три чашки с чаем, от которых подымался пар, и ваза с домашним печеньем. Хюго глядел на старика мрачным, почти грозным взглядом. Одну руку он все время держал, засунув за борт пальто, возле внутреннего кожаного кармана.
— Какой-нибудь подвох?.. — спросил он наконец, когда Ливенс указал и ему на стул.
Седой хозяин в сером костюме коротко рассмеялся:
— Вы мне не доверяете, конечно? Думаете, что мой дом полон фашистских молодчиков или вспомогательной полиции и в один прекрасный момент они вас сцапают?
— Возможно, — ответил Хюго тем же мрачным, недоверчивым тоном.