Рыжеволосая девушка

Бедные, обездоленные люди, и раньше жившие впроголодь, не имели ни денег на продукты, ни вещей для обмена. Они сидели дома и варили луковицы тюльпанов, которые они, как милостыню, выпрашивали в садоводствах возле дюн.

Нас тошнило при одной только мысли, что луковицы тюльпанов станут нашей пищей.

Я боролась с черной меланхолией, которую вызывали у нас свинцово-серая земля, черные нависшие снеговые тучи, голодание. Я набрасывалась на скудные военные сводки, поступавшие из Венгрии и Словакии; в Словакии население восстало против оккупантов и сражалось вместе с русскими.

Но эти страны были далеко. И еще дальше были Тихий океан, возвращение англичан на Малаккский полуостров и битва за Филиппины, где американские войска продвигались вперед фут за футом. Сами эти названия звучали сказкой. Я пыталась представить себе далекие коралловые острова, пальмы, солнечное сияние, белые дома и не могла связать это с войной. Война — она была здесь, где, казалось, все стало мрачным, затхлым, серым, все окоченело и замерло; где мы сидели в железных оковах; а там, вдалеке, всюду был свет. Там по крайней мере могли по-настоящему вести войну против общего врага. Я жаждала дела. Ан и Тинка тоже думали лишь об этом.

— Давайте пойдем к товарищам в Фелзене, — предложила однажды Тинка. — Мне мало одной работы с «Де Ваархейд».

— Мы их не знаем, — сказала я не очень уверенно, так как думала чаще, чем хотела в этом признаться, о предложении Аренда работать для фелзенской группы Сопротивления.

— Давайте посоветуемся с Рулантом и товарищами, — предложила Ан.

И мы посоветовались. Рулант и все остальные только пожали плечами. Они понимали, что мы не можем сидеть без дела. И сказали нам, что мы вольны поступать так, как считаем наиболее разумным.

Мы не приняли пока никакого решения. Мне казалось порой, что очень смешно быть «отданными взаймы»; это выражение было в ходу и, вообще-то говоря, вполне соответствовало сущности дела. Ан и Тинка, видимо, ждали моего решения — я ведь была старшей. Я все еще колебалась; но тут произошли события, в результате которых все мои сомнения отпали. Приблизительно в середине декабря нацисты под командованием фон Рундштедта начали яростное танковое наступление в лесах и на холмах Мальмеди и в Арденнах и прорвали американские линии.

На этот раз мое представление о событиях было довольно точным и надежным. Я словно видела, как мерзавцы ринулись на своих окрашенных в черный цвет танках сквозь густо одетые снегом леса и по отлогим берегам рек — я хорошо знала эти места, потому что прежде часто бывала там летом. Паника в тихих селах, бегство жителей, повальные грабежи. И американцы, которые еще не были знакомы с приемами своего противника, пришли в смятение и отступили. Снег и туман, говорилось в сообщениях с фронта. Смятение и неуверенность американцев играли на руку врагу. Зато я покончила со своими сомнениями.

— Мы идем к фелзенцам, — решительно сказала я Ан и Тинке, как только нам пришлось обнародовать первые печальные известия о неожиданном успехе немцев. — Раз обстановка переменилась…

Мы знали, где найти Франса; мы попросили его передать товарищам из Фелзена, что мы готовы временно работать для них. Он переговорил, и тут мы впервые узнали, где находился штаб Аренда и его товарищей.

— Вот тебе и на, — сказала Тинка. — А сколько раз я проходила мимо!..

Мы пошли по указанному адресу именно в те дни, когда известия о немецком танковом наступлении стали достоянием гласности. Разгорелось сражение в окрестностях Лейка. Нацистская пресса, разумеется, похвалялась этими успехами, которые должны были вознаградить немцев за поражения, нанесенные им в Венгрии и Словакии. Что воображали себе немцы, нам не было ясно; они, казалось, и вправду надеялись, что смогут устроить союзникам второй Дюнкерк. Они начали собирать свой флот и остатки дивизии «Герман Геринг» на береговой линии между мысом Кук ван Холланд и Вассенаром. Эти приготовления уже не внушали людям страха, скорее приводили всех в уныние. И как могло такое случиться после мощного штурма, который союзники предприняли летом и осенью!.. Я, конечно, следила за собой, старалась не показывать подругам свое настроение; но у меня уже не хватало сил с легким сердцем переносить эти неудачи. Возможно, виною этому был и голод. А ведь мы еще находились в лучшем положении, чем другие!