Рыжеволосая девушка

Мы точно договорились о том, как он нас представит хозяйке и как будет осуществляться руководство операцией. На этот раз нам пожелали успеха четверо — в том числе и Мэйсфелт, который держался спокойнее, чем обычно. Мне показалось, что фелзенцы были довольны. И я снова подумала: почему они так торопятся с мадам Шеваль? Что это за человек? Два дня спустя, к вечеру мы были уже в «Черных дроздах». Гарлемский инспектор полиции — на этот раз он был в штатском платье — проводил нас туда. Этот тощий и довольно ехидный тип, казалось, находил удовольствие в том, чтобы подтрунивать над нами. Как-то он нам сказал — А ведь я сразу узнал вас! — Это, разумеется, нам напомнило о том, что наши имена значатся в полицейском реестре и что немцы требуют нашего ареста. И в дальнейшем он позволял себе подобные желчные остроты, намекая на расклейку плакатов и прочую наказуемую подпольную деятельность; он представил нас барышне Бисхоп как «трех знаменитых злоумышленниц». Он хитро усмехался, как бы давая понять, что ему принадлежит власть и тут и там — у оккупантов и в движении Сопротивления! И оставил нас, вероятно, очень довольный, что потрепал нам нервы.

Барышня Бисхоп была длинная, худая особа. Я не знаю, отощала ли она из-за недостатка продовольствия или всегда была такой. Одета она была в темно-коричневое платье, заколотое у ворота старомодной агатовой брошью. Верхняя челюсть была у нее искусственная и щелкала, когда она говорила; кроме того, мы заметили, что она носит парик. Две худые голодные кошки, мурлыча и жалобно мяукая, терлись об ее ноги, обутые в тяжелые домашние туфли густо-черного цвета. Она провела нас в комнату, откуда мы могли видеть шале Лошади, как стали мы называть немецкое французскую даму.

— Значит, вы из группы Сопротивления? — спросила нас хозяйка. — Хорошо, хорошо, хорошо… Кто бы подумал, что с нашей страной могло приключиться такое несчастье! Даже молодые девушки вынуждены стрелять… Вот ведь какое дело! Не думайте, что я вам не завидую, слышите? Я в самом деле завидую вам, и я уверена, что мой отец — вы знаете, известный доктор Бисхоп, вашим родителям, наверное, знакомо это имя… — о чем это я говорю? Ах да, что мой отец питал бы к вам глубочайшее уважение: он был настоящий патриот, замечательный патриот… Я очень хорошо помню, что в свое время он предостерегал нас от Бисмарка, а Вильгельму Второму он никогда не доверял… Осторожно, тут надо сойти вниз, а света недостаточно… Вот всегда так в старых домах: они не комфортабельны, но уютны! Я ни за что не уехала бы отсюдa… Смотрите, вот комната… Если вы очень осторожно подуете на стекло, то лед растает и в кружочек вы сможете глядеть отсюда на дом… Вот так… Хорошо вам видно?.. Да, вот там она и живет, и вы сразу можете видеть, что это женщина скверного поведения, потому что у нее есть уголь!.. Это самая обыкновенная… ну, как бы это сказать? Вы достаточно взрослые девушки, и — увы! — после оккупации подобное явление наблюдается повсюду…

— Немецкая проститутка, — услужливо подсказала Ан.

Барышня Бисхоп поспешно отвернула в сторону свою голову в парике, ее искусственная челюсть щелкнула.

— Вы говорите это, да… Молодежь теперь привыкла к таким вещам, это звучит грубо, но это действительно существует… Ах, что это за человек! Делает вид, что она очень приличная дама, и немцы ходят к ней только тайком; но если бы вы в течение двух недель понаблюдали за ней, вы бы узнали вполне достаточно… Вы должны хорошенько понять меня. Я не хочу осуждать; но этой шпионке, да еще француженке, которая принимает немцев… Sans pitie, никакой пощады!..

Барышня Бисхоп много еще говорила, она находила просто восхитительным, что у нее в доме люди, и даже более того: это был сенсационный визит, патриотический визит, благодаря которому она также будет в состоянии оказать услугу родине и движению Сопротивления. Мы сразу же поняли, что она со странностями, но что у нее по-настоящему доброе сердце, что она не боится и на самом деле думает то, что говорит, хотя старушка постоянно иллюстрировала свои высказывания ссылками на события прошлого столетия.

…и мадам Шеваль