Рыжеволосая девушка

— Неумолим, как камень, — ответил Хюго. И в самом деле взгляд у него был свирепый. Я села на велосипед и поехала вперед. Потом вернулась назад. Свернула с тропинки. Прицелилась в ветку. Хюго покачал головой. Я опять поехала. Повернула назад. Выстрелила. И снова поскользнулась. Хюго зарядил мой револьвер во второй раз. Я еще раз села на велосипед. Свернула с тропинки и выстрелила.

— Метко! — сказал Хюго. — Значит, Плеккер сдох. Хотя надо сказать, что в данном случае он уже четверть часа назад перешел улицу и ты выстрелила в совершенно неизвестного тебе человека, попав ему в голову, прямо в мозг. В общем хвалю!

Тут мы в первый раз засмеялись. Мышцы рук и ладони болели от упражнений. Но эти упражнения увлекли меня, я с трудом заставила себя остановиться. У Хюго оказалось железное терпение. Я стреляла тридцать раз, попала три раза.

— Для начинающей недурно, — сказал Хюго.

Слово «начинающая» обидело меня. Я дотронулась до его плеча.

— А ну-ка, покажи, как ты умеешь, — с вызовом предложила я.

Он поглядел на меня чуть прищуренными глазами, провел рукой по коротким кудрявым волосам и сказал:

— Ну что же… Дай-ка сюда револьвер.

Положив мой револьвер в боковой карман своей куртки, он сел на велосипед и проехал вперед. Затем медленно повернул и поехал обратно, великолепно сохраняя равновесие. Он был гибок, как резина. Его узкие, остроносые спортивные туфли выглядели на педалях маленькими, как у женщины. Было просто наслаждением смотреть на него. Еще прежде, чем он свернул с тропинки и выстрелил, я уже знала, что он стреляет метко. Так оно и было. Он отдал мне револьвер, а я вздохнула и, покачав головой, сказала:

— Хюго, ты виртуоз.

Он принял мою похвалу без всякого смущения.

— Иначе никак нельзя… при нашей специальности, — ответил он.

На следующее утро моросил унылый дождь. Хюго, нахмурившись, стоял у окна, когда я сошла вниз. Он повернулся ко мне и спросил:

— Ну, Ханна, что ты думаешь насчет… Будем продолжать в такую-то погоду?

Я бросила взгляд на улицу: кусты, навес, поля и теплицы блестели от дождя, вода каплями стекала вниз.

— Считается, что учения в трудной обстановке очень полезны для солдата, — заявила я полушутя-полусерьезно. — Если ты не намерен сидеть дома — я с тобой.

Хюго поглядел на меня с некоторым уважением.

— А что, если ты снова поскользнешься? И свалишься в грязь?

— Возьму и подымусь, — ответила я.

Мы позавтракали и пошли. На этот раз не в сторону береговой зоны, а в местность, расположенную между Кастрикумом и Эйтхеестом, на проселочную дорогу, среди толстых гнилых ивовых пней. Мы насквозь промокли, пока дошли туда, а когда часа через два вернулись обратно, нас попросту можно было выжать. Настоящий рай был в кухне Карлин, где топилась плита и потрескивали дубовые поленья. От нашей одежды шел пар, а после чашки горячего настоя из бузины даже жарко сделалось. Но еще жарче мне стало от комплимента, который сделал мне Хюго, отправляясь после обеда опять в свой сарай:

— Ты чертовски быстро научилась стрелять.

На третий и на четвертый день стояла опять сухая погода. Мы упражнялись в стрельбе с велосипеда то тут, то там, утром и днем. Я уже сидела в седле цепко, как кошка, и ездила, ездила, не обращая внимания на боль в мышцах и усталость. Я всегда думала, что я с моим велосипедом составляю единое целое. После четырех дней тренировки в езде и стрельбе под наблюдением Хюго я поняла, что существуют более высокие ступени мастерства и мне еще надо учиться и учиться…