Рыжеволосая девушка

Я поняла, что она имела в виду. В одном из садов, где не видно было ни травинки и только старый шишковатый ясень простирал к небу ветви, одетые грубой корой, тренировалась группа фашистских молокососов из группы штурмовиков. Высоченный олух в светло-голубой блузе, в портупее и сапогах громовым голосом выкрикивал слова команды парнишкам, которые, онемев от страха и пяля на него глаза, стояли в шеренге, явно напуганные и восхищенные грубой дисциплиной. Время от времени кто-нибудь из парней выводил на трубе какой-то совершенно непонятный сигнал. Затем маленькие человечки начинали двигаться — как-то торопливо и неестественно, цепляясь каблуками. При каждой задержке верзила изрыгал угрозы, отдавая хриплым голосом команду и заставляя повторять упражнения.

— Фашистская муштра в наиболее ярком проявлении! — медленно проговорила моя учительница. — И ты посмотри, как они стараются пробудить варвара в каждом из этих парнишек… Какое надругательство над их душами!

Она как будто констатировала этот факт для себя самой. Она отошла от окна, я тоже вернулась к своему стулу. Я взглянула на нее. Больше я уже не колебалась.

— Не могли бы вы связать меня с вашим мужем? — решительно спросила я.

Учительница снова внимательно поглядела на меня, в общем совсем не так удивленно, как я ожидала.

— Ты, значит, за этим и приехала сюда? — спросила она после нескольких секунд напряженного молчания. Обнадеженная, я кивнула головой:

— Да. Я бросила учебу. У меня сейчас другое дело. Но очень маленькое. Этого недостаточно… Пока подобные вещи (я сделала головой движение в сторону сада и доносившихся оттуда безобразных выкриков) происходят в нашей стране…

— А ты представляешь, чем занимается мой муж? — спросила наконец учительница.

— Нет, — ответила я. — Но я надеюсь, что смогу при его содействии установить контакт… с теми, кого я ищу.

Она улыбнулась:

— Неподходящее это дело для девушки, Ханна.

Я промолчала. Она поднялась со стула, подошла ко мне и положила руку мне на плечо.

— Я тебе доверяю… В ближайшие дни я увижу мужа и поговорю с ним. Сама я ничего не могу обещать тебе. Но вижу, что ты твердо решилась. Я люблю молодых людей, у которых есть мужество…

— Даже если это девушки? — спросила я.

— Тем более, пожалуй, — сказала она.

Мы, как сестры, улыбались друг другу, внезапно почувствовав взаимное доверие; мы стали ближе друг к другу, как будто и разница в возрасте и прочие преграды, разделявшие нас, исчезли.

Дней десять спустя я встретилась с мужем учительницы. Она сама привела меня к нему однажды вечером. Встреча произошла в стареньком доме у одного из крепостных валов. Попасть туда можно было лишь через дворик. В центре дворика росла липа, раскинувшая свои ветви над громоздким, давно пришедшим в негодность каменным колодцем. В доме было много коридоров, лестничек и комнатушек; вероятно, в доме были и другие выходы, помимо выхода к крепостному валу. В воздухе носились запахи эфира, дезинфекционных средств и лекарств; мне и без объяснений было ясно, что доктор продолжает здесь свою врачебную деятельность. Его жена оставила меня подождать в маленькой комнатке, обитой потертой коричневой кожей. Здесь было удивительно тихо. Я чувствовала, как вокруг меня все туже стягиваются нити таинственной жизни, неведомых мне фактов, связанных друг с другом. И это в моем родном городе!

Через несколько минут моя учительница вернулась вместе с мужем. Она представила его мне, но не как своего мужа, а просто по имени — доктор Мартин. На нем была обычная одежда врача; от белого халата пахло формалином. Гладко зачесанные назад волосы, усмешка в серо-зеленых глазах, широкий рот. В руке доктор держал погасшую трубку. На ногах были желтые тапочки. Он испытующе оглядел меня и спросил:

— Вы хотели со мной посоветоваться?

Его живые глаза искрились. Я кивнула. Мне всегда трудно знакомиться с новыми людьми. А от этого знакомства зависит многое, очень даже многое. Моя учительница попрощалась с нами и собралась уходить. Она спросила меня, навещу ли я ее как-нибудь еще раз. Я обещала, хотя толком не поняла, о чем она говорит, так были напряжены мои нервы в ожидании предстоящего разговора. Она поцеловалась с доктором Мартином; он проводил ее до дверей и вернулся ко мне. Затем начал набивать свою трубку табаком, который, по всей вероятности, был насыпан прямо в карман. Он, видимо, хотел дать мне время собраться с мыслями. Наконец он зажег трубку — дымящаяся трубка придает мужчинам какой-то располагающий вид, вызывает доверие и успокаивает — и обратился ко мне:

— Вы мне, конечно, разрешите курить? Я только что сделал операцию. Пуля в легком. Не очень это приятно, барышня. И для доктора, а тем более для пациента.

Я понимала, что он не случайно заговорил об операции. Я не ответила и глядела, как он все плотнее уминает горящий табак в чашечке трубки.

— А вы?.. Насколько я понимаю, вы тоже жаждете подвергнуть себя опасностям?

Я мужественно выдержала его испытующий взгляд.