Рыжеволосая девушка

Ноябрь начался плохой погодой. В работе нашей группы наступило заметное затишье; казалось, Франс, несмотря на приток боеприпасов и оружия, не был вполне уверен, что ему следует предпринять. А может быть, его душевное равновесие было нарушено в большей мере, чем он хотел признаться, когда опубликовали новые смертные приговоры — это произошло в конце октября. Все мы были потрясены, в особенности потому, что нацисты изобрели новый способ их обнародования: если верны были сообщения, полученные нами из тюрем, то было уничтожено наверняка человек сорок-пятьдесят; нацисты поместили в своих газетах объявление о том, что будут сообщать имена казненных постепенно, небольшими группами, по пять или по шесть человек.

Рулант яростно скомкал газету, в которой только что прочел это извещение, и воскликнул — Черт возьми, у них теперь и террор строго распределяется?

— Им нужно держать в постоянном страхе людей, которые хотят дать немцам отпор, — вот в чем дело, — проворчал Ян.

— Пусть делают, как им угодно… мы будем продолжать борьбу, — сказал Эдди.

Франс ничего не говорил; что-то, видимо, не давало ему покоя; он сидел молча, с озабоченным видом и грыз ногти. В последнее время он почти не разговаривал с членами группы; видно, ему казалось, что они ожидают от него чего-то такого, что он не может им дать. Хюго исчезал иногда на несколько дней, и я догадывалась, что этот скрытный человек, который изредка появлялся в штабе с суровыми складками возле рта и еще более немногословный, чем обычно, выполнял очередное задание.

Между нами было условлено, что вечером 7 ноября мы все встретимся в штабе, чтобы послушать Би-би-си, которое объявило трансляцию из Москвы доклада, посвящённого празднованию дня революции.

Около полудня того же дня на наш домашний адрес пришла из Бельгии открытка с видом. Ее послала Таня; на почтовом штемпеле стояло «Намюр», дата отправки — середина октября. На открытке были лишь адрес моих родителей и Танина фамилия. Мы по очереди молча рассматривали открытку, как будто немой кусочек картона с изображенным на нем видом мог нам еще что-то рассказать о Таниных злоключениях; но единственный вывод, к какому мы пришли, был тот, что Таня действительно уже за границей. Я хотела было сказать: «Да, в Бельгию-то она попала, а что дальше?..» И промолчала, не желая обескураживать своих домашних.