Чекист озадаченно чешет в затылке и уже без прежнего гонора, велев мне подождать, семенит по расчищенной от снега дорожке за старшим. А я, не торопясь, двигаюсь ко входу в дом.
В этом двухэтажном деревянном особнячке на Таманской улице теперь живет бывший руководитель Афганистана с женой и скромной прислугой. Советские кураторы, определив ему этот адрес, сказали, что он их – почетный гость на полном пансионе. «Отдыхайте, товарищ Кармаль, набирайтесь сил, вы еще будете нужны для великих революционных свершений.» Однако, сам Кармаль очень скоро понял свой новый статус – он пленник, заключенный в золотую клетку.
Я знал его и по другим временам – тогда он, принимая меня в своем кабульском дворце, держался осанисто и властно, как и подобает первому лицу государства. Он на удивление скоро освоился с должностью вождя, охотно выслушивал лесть и славословия, восседал на троне с явным удовольствием. И вот теперь все переменилось. Советские товарищи, которые навязали ему пост лидера Афганистана, в одночасье предали, отвернулись, забыли. Чем отличается этот дряхлый дом в престижном поселке от кабульской тюрьмы, в которой он когда-то сидел? Только кормят получше и к врачам возят.
Судьба снова свела меня с ним в Серебряном бору. Я получил там служебную дачу от «Правды», куда меня перевели, чтобы «поддержать главного редактора в его стремлении изменить главную газету страны в духе перестройки» – примерно так звучал приговор ЦК. Но совсем скоро стало понятно, что изменить «Правду» невозможно, слишком сильны там были позиции старой партийной гвардии. Все они предпочли бы пойти ко дну вместе со своим кораблем, чем согласиться на малейшие преобразования. Едва ли не единственным утешением в этой новой должности для меня стала крохотная дача среди сосен в Серебряном бору.
Однажды выхожу погулять и – вот это сюрприз! - прямо навстречу мне Бабрак Кармаль собственной персоной. Рядом с ним почтительно следовал моложавый афганец, а чуть поодаль их сопровождал крепыш, профессиональная принадлежность которого была видна с первого взгляда. Мы поравнялись. «Салям алейкум, рафик Кармаль.» Он будто того и ждал. С готовностью сделал шаг навстречу, мы пожали друг другу руки, обменялись длинным набором традиционных приветствий и трижды по афганскому обычаю потерлись щеками. «Как дела? Как здоровье? Рад вас видеть», – сквозь этот поток ритуальных фраз я пытался понять, узнал ли он меня? Ведь прошло столько лет…
Он был в темном костюме и легком свитере. Осанку сохранил прежнюю – горделивую, подобающую значительному лицу. И лишь глаза выдавали: они светились грустью и искренним интересом к случайному встречному – абсолютно неподобающее для вождя человеческое проявление. Его афганский спутник тоже с готовностью приветствовал меня, а охранник топтался невдалеке, с подчеркнутым вниманием рассматривая верхушки сосен.
Я не стал заставлять Кармаля долго маяться воспоминаниями, а сразу представился, напомнил, где и как мы встречались прежде. Охранник навострил уши и придвинулся к нам ближе. Я рассказал о своих последних поездках в Афганистан. Говорили мы на смеси английского, русского и фарси. Я показал Кармалю, где находится мой дом, пригласил его в гости:
– Попьем чаю, поговорим. Мне было бы очень интересно узнать ваше мнение о современной истории Афганистана.
Кармаль согласился.
Вот так Серебряный бор спустя годы свел нас опять. Мы стали встречаться. Правда, ко мне он так и не пришел, но к себе охотно приглашал: обычно я звонил ему по телефону, мы обговаривали время, он звал для перевода своего сына или зятя, мы пили чай и говорили часами. Трудностей было две. Первая: почти всякий раз приходилось с боем прорываться сквозь охрану. А вторая проблема заключалась в том, что Бабрак Кармаль категорически запрещал мне пользоваться диктофоном, а вначале и записи делать не разрешал. Поэтому, возвратившись к себе, я допоздна восстанавливал в памяти и на бумаге наши беседы.
…Из флигеля в распахнутой куртке, под которой видна тельняшка, выбегает решительно настроенный «старший». «В чем дело?» Но уже поздно. Я стою напротив широкого окна гостиной, сквозь которое Кармаль сразу замечает меня и приветливо машет рукой.
– А вы, собственно, кто? – вопросом на вопрос отвечаю я «старшему».
Он сразу сбавляет тон:
– Вас, что, приглашали?
– Конечно.
– А на какое время?
– Меня здесь ждут всегда. – Последняя фраза – это, конечно, перебор, но победа нуждается в закреплении. От дверей дома навстречу мне уже спешит молодой родственник вождя, его зять Асмат, приглашает идти за ним.
В скромной прихожей, откуда двери ведут в гостиную и в комнату для прислуги, висит замечательный плакат: «Обеспечить хорошую дисциплину и высокое качество обслуживания!» Первая часть, видимо, адресована пленнику, а вторая – кухарке и уборщице. Я каждый раз невольно улыбаюсь, но хозяин сегодня настроен сурово. После короткого приветствия и обмена привычными заклинаниями он, вдруг резко отстранившись, говорит по-русски:
– В «Правде» нет правды.
Невелико открытие, думаю я, а вслух, выразив на лице изумление, спрашиваю: