Рыжик

– Ах, вот оно что! – усмехнулся пристав. – Неужто, Яков Иваныч, вы не можете отказаться от своей страсти? Помните, в прошлом году, когда вы бултыхнулись в воду в одежде, а вас из реки вытащила моя прачка…

– Что вы этим хотите сказать? – с досадой перебил пристава Яков Иваныч.

– А то, что вы тогда слово дали…

– Эти воспоминания никого не интересуют, – пробурчал Яков Иваныч.

Пристав улыбнулся, расправил усы и умолк. Так они все молча и дошли до места происшествия.

Толпа, завидя начальство, расступилась и притихла. Пристав, доктор и квартальный подошли к трупу женщины. Их встретил Прохор. Старик, не спуская тусклых глаз с пристава, все время отдавал ему честь, держа руку под козырек. При этом он старался как можно больше выпрямить свою сутуловатую, дряхлую фигуру.

– Кто она такая? – спросил пристав, вглядываясь в пожелтевшее лицо покойницы.

– Не могу знать, ваше благородие! – ответил по-военному Прохор.

– Она не здешняя?

– Никак нет, ваше благородие! – отчеканил Гриб.

Толпа с большим интересом следила за всем происходившим. «Вишь, как ловко начальству лепортует… Ай да Гриб!..» – перешептывались голодаевцы, наблюдая за городовым. А ребятишки – те положительно пожирали глазами всю сцену: они всё замечали, всё улавливали. От их зорких глаз ничто не укрылось: ни шпоры пристава, ни его молодецкие усы, ни заплаты на ветхом мундире Прохора, ни тучная, слонообразная фигура квартального, ни козлиная бородка доктора.

Началось следствие, которое, к слову сказать, ни к чему ни привело. Никто не знал покойницы, и никто не мог удостоверить, откуда она, кто она и отчего умерла. Впрочем, доктор нашел было, что она умерла от разрыва сердца, но тут же добавил, что не ручается за это определение и что покойницу необходимо будет анатомировать.

Когда протокол был составлен, вспомнили про ребенка. Аксинья все еще держала его на руках. Она успела уже переговорить о нем с Тарасом и разговором осталась недовольна: муж наотрез отказался взять мальчика к себе.

– Вот это мальчик покойницы? – спросил пристав у Аксиньи.

– Он самый.

– Гм… Как же теперь быть с ним?.. Его надо будет в полицию… А скажи, – возвысил голос пристав, обращаясь к Аксинье, – он грудной?

– Грудной.

– Гм… вот беда! Куда мы его денем?..

– Я хотела его к нам в дом, – вдруг робко проговорила Аксинья. – Хотела, стало быть, чтоб он завсегда у нас жил…

– Ну и прекрасно! – обрадовался пристав. – Возьмите его… И вам и нам приятно будет…

– Ах, – осмелев, перебила его Аксинья, – знаю, что приятно будет, да вот муж у меня…

– А что муж… не хочет?.. У вас дети есть?

– И запаху детского нет.

– Вот как! А где муж? Вот этот самый, здоровый-то?

Тарас сделал шаг вперед и остановился, смущенный.

– Почему ты не хочешь приютить сироту? – спросил его пристав.

Тарас молчал.

– Ведь он тебя не объест, а нас от хлопот избавишь… Возьми, а?

Тарас энергично почесал затылок, пристально посмотрел на свои ноги, тряхнул головой и промолвил:

– Нехай!

Только всего и сказал он. Но от этого слова красивое смуглое лицо Аксиньи озарилось счастливой улыбкой, а в ее черных глазах засветилась радость.

Пристав, звякнув шпорами, двинулся вон со двора. За ним последовал доктор и квартальный, велевшие городовому остаться караулить труп.

Выйдя на улицу, пристав отдал квартальному приказание немедленно прислать подводу и отправить мертвое тело в приемный покой, а сам зашагал с доктором вдоль обрыва.

II

ПРИЕМНЫЕ РОДИТЕЛИ

Хата Тараса битком набилась женщинами, пришедшими давать Аксинье советы, как обращаться с младенцем, как и чем его кормить и как его укачивать. Одна из них обратила внимание на то, что у ребенка на шее не было крестика.

– Ай, родимые, да у него имени нет! – воскликнула она.

– А и вправду нет! – обеспокоилась Аксинья. – Тарас, а Тарас! – окликнула она мужа, который уже успел снова приняться за работу.

– Что еще там? – послышался из мастерской голос столяра.

– Подь сюда, дело есть.

– Ах, чтоб вас!.. – проворчал Тарас и заглянул в другую половину хаты, где находилась Аксинья, окруженная соседками.

– У младенчика имени нет… – сказала Аксинья, подняв глаза на мужа.

– Нет, так и нет! А я-то тут при чем?

– А ежели он не крещен?

– А не крещен, так не крещен. Я его крестить не могу: я не поп.

Равнодушный тон Тараса огорчил и разозлил Аксинью.

– Ты, Тарас, никак ополоумел… С этим шутить не смей!.. Ребенок должен имя иметь… А то ты не знаешь, как его зовут, а на прокормление взял…

– Не я взял, а пристав дал, – перебил Тарас жену. – А касательно крещения вот тебе что скажу: крестить сейчас не будем, а окрестим после успенской, потому теперь денег нет.

– А как же мы его звать-то будем?

– Рыжиком пока что зови его.

– Слыхали вы, люди добрые? – развела руками Аксинья, обращаясь к соседкам. – Рыжиком велит младенца звать.

– Такого имени и в святцах нет, – заискивающим голосом, улыбаясь во весь рот, заметила Ариша Брехуха.

Ариша два месяца была в ссоре с Аксиньей и не ходила к Зазулям. Сегодня же она воспользовалась удобным случаем и проскользнула вместе с другими в хату Тараса.