Рыжик

Контролер повернулся к выходу. За ним последовал обер-кондуктор.

— Ты его на первой остановке спустишь, — прежде чем уйти, сказал обер младшему кондуктору.

— Слушаю-с! — ответил тот и взял Рыжика за плечо.

Санька был ни жив ни мертв. Он плохо понял, о чем говорили кондуктора, но какое-то предчувствие подсказывало ему, что с ним сейчас сделают нечто ужасное.

— А, зайца поймали! — вдруг пробасил проснувшийся купец. — А где же тот, в крылатке который?

Рыжик бросил робкий взгляд на купца, на его лопатообразную бороду и низко опустил голову. Младший кондуктор крепко держал его за плечо, точно он боялся, чтобы Санька не убежал.

Пассажиры, разбуженные поднятым кондукторами шумом, с любопытством стали следить за всем, что происходило в вагоне. Некоторые из них вставали со своих мест, подходили к Саньке и заговаривали с ним. Но Рыжик, перепуганный и растерянный, не проронил ни звука.

— Откуда он взялся?.. Куда он едет? — спрашивали пассажиры друг у друга.

— Он из Киева едет, — громко заговорил купец. — Тут был с ним один, в крылатке…

— Где же он? — спросила какая-то женщина с ребенком на руках, сидевшая напротив купца.

— А кто его знает!.. Втолкнул под скамейку мальца, а сам побежал… за булкой, сказывал; а, одначе, нет его… Мазурики они… — закончил купец таким тоном, будто он имел неопровержимое доказательство, что те, о ком шла речь, были мазурики.

— Вот они какие!.. — протянула женщина и, глядя на Рыжика, укоризненно закачала головой.

В это время поезд замедлил ход. Кондуктор потащил Рыжика к дверям.

— Послушайте, куда вы мальчика тащите? Нельзя так ребенка вышвыривать! — запротестовал кто-то из пассажиров.

— Вот уж ироды! Ночью мальчика выбрасывают… — послышался еще чей-то голос.

Кондуктор на мгновение остановился, посмотрел в ту сторону, откуда раздавались голоса, а затем широко раскрыл дверь и вышел вместе с Рыжиком из вагона. Поезд с каждой секундой замедлял ход. Ночь была теплая, душная и темная. Чувствовалось приближение грозы. Рыжика залихорадило. Страх окончательно овладел мальчиком.

Поезд между тем стал останавливаться. Раздался свисток, протяжный, унылый… Вагоны запрыгали, переходя с одних рельсов на другие. Мелькнули два-три зеленых огонька. Поезд остановился.

— Ступай, — почти прошептал кондуктор, помогая Рыжику слезть с площадки.

Санька ступил босой ногой на холодную железную лесенку площадки.

— Сейчас поезд пойдет… Отходи в сторону, а то, гляди, под колеса попадешь, — сказал кондуктор, которому вдруг до боли стало жаль мальчика.

Рыжик услыхал добрые, участливые нотки в голосе кондуктора и заплакал горько, жалобно…

— Дяденька, я боюсь… Миленький… родненький!.. — залепетал сквозь рыдания Санька, судорожно обхватив обеими руками ноги кондуктора.

В это время раздался свисток. Кондуктор заторопился:

— Ничего я, голубчик, не могу сделать… Вон там видишь огонек? Туда и ступай… Там станция…

— Дяденька, миленький, боюсь… — твердил свое Санька, обливая слезами сапоги кондуктора.

— Ничего я не могу сделать… — с горечью прошептал кондуктор и насильно оторвал крепко вцепившегося в него мальчика. — Ступай на станцию, скоро гроза будет, — добавил он и стащил Рыжика вниз.

Только он успел это сделать, как раздался оглушительный, резкий свисток, и поезд снова запрыгал по рельсам. Через минуту поезд был уже далеко.

Рыжик остался один. Он стоял на песчаном откосе железной дороги и горько плакал. Ему было жаль самого себя. Вокруг было темно и тихо. Только стук умчавшегося поезда далеким, едва слышным отголоском долетал до слуха Саньки.

Полустанок спал мирным, крепким сном. Начальник крохотной станции, он же телеграфист и кассир, проводив поезд, прошел в телеграфную комнату. Сторож, зная, что поездов больше не будет, отправился спать. На станции воцарилась тишина.

Рыжик, брошенный на произвол судьбы, вдоволь наплакался, вытер подолом рубахи лицо и медленно направился к станции, куда манило его освещенное окно телеграфной комнаты. Мальчиком стало руководить чувство самосохранения. Безлюдная равнина, темная ночь и сознание полнейшей беспомощности ужасали Рыжика.

Когда Санька взошел на деревянный помост платформы, на небе сверкнула молния. Синей огненной змейкой врезалась она в черные тучи и на мгновение озарила их ярким, ослепительным светом. Гром сухой, трескучей трелью рассыпался под сводом низко упавшего неба. Вслед за первой молнией вспыхнула другая, третья, четвертая… Небо рвалось на куски, а из расщелин грозовых туч вырывалось зловещее синее пламя. Озлобленное и грозное небо заговорило, и мощный голос его, разносимый ветром, оглушительными раскатами проносился над притихшей, испуганной землей.