Ржавое море

– Твою картину купили.

– Простите, обременил вас. – Грубоватый провинциальный выговор исчез, но «любезной приятности» на городской манер в его речи не было.

Темные глаза задиристо блестели. Я смотрел в них, мысленно сравнивая обе ржаво-красные картины, но пока было не ясно, живут ли еще в его глазах белые гребни волн и сверкающее солнце. Картина была не тяжелой, но громоздкой, в машину она не лезла, пришлось закрепить ее на крыше автомобиля.

Дома она заняла почти всю стену.

Меня навестил друг. Показав ему приобретение, я спросил:

– Ну, что скажешь? Неплохо?

– Гм… Многовато бодрости. Многовато света, многовато мастерства…

– О предыдущей его картине так можно было сказать, а об этой – вряд ли…

– И уж совсем мне не нравится эта сосна.

– Сосна? А где ты видишь сосну?

Приятель с изумлением уставился на меня. Затем, подойдя к картине, он широко очертил пространство на ее поверхности указательным пальцем.

– Постой, разве это не невод? – И в то же мгновение, как я произнес это, часть картины превратилась в сосновый ствол с широко распростертыми ветвями. Ржаво-красный цвет ствола впитал в себя морской ветер и солнце. И нарисовано все было вполне конкретно.

– Невод… А где же невод?

– Нет-нет, сосна! Конечно, сосна! – Я рассмеялся. Что было спорить! В комнату ворвалось живое море, то самое, бурное, на берегу которого стоял припортовый городок.

Сидя на стуле, я попробовал качнуться из стороны в столону. Ничего неприятного я не ощутил.

Картина показалась мне абстрактной в темном и тесном гостиничном коридоре, дело было вовсе не в интенсивности цвета или в резкости линий. Приятель был прав, от картины действительно пахло морским ветром. Но избытка той силы, которая вызывала у меня нездоровье, в ней не было.

Моря бывают разные. И слиться в одно им трудно. Я вспомнил темные глаза юноши. Конечно же, в них все еще жило сверкающее море.

…Я сидел напротив ржаво-красного моря, и мною исподволь овладевало знакомое беспокойство.