Ржевский ведун. Книга 2

— Мелентьев?

— Так точно, товарищ генерал.

— Вот что, полковник. Политика партии поменялась. Срочно отправь Евтюхину подкрепление. Кто там у тебя рядом?

— Разведка 104-го полка. Сто двадцать десантников.

— Отправь их, только осторожно, могут нарваться на засаду. Дальше звони артиллеристам и летунам. Пусть поддержат огнём, скажешь, я приказал. Самолёты работать не смогут, а вертушки вполне.

— Принял. Разрешите выполнять?

— Выполняй.

Встал, заглянул в открытый сейф. Папки с бумагами, сверху табельное оружие в кобуре. Денег нет, как и ничего другого компрометирующего. Достал пистолет, оказавшийся Макаровым. Выщелкнул полную обойму, передёрнул затвор, нажал на спуск, обратно вставил обойму… А напишу-ка я пока сочинение.

Вывел на чистом листе бумаги большими буквами: «Явка с повинной. Я — ПРЕДАТЕЛЬ!», придавил сверху пистолетом. Надеюсь, генерал поймёт намёк и выберет одно из двух. Махнул писярик дагестанского и поморщился. Нет, не моё. Жестковат, как и грузинский. Молдавские и армянские старые коньяки больше уважаю.

Отсоединяюсь от марионетки и прихожу в себя на диване в московской сталинке.

Вдох-выдох. Надо проконтролировать, что там генерал вытворяет. Туннель, и я проваливаюсь в знакомый кабинет. Генерал в тупом оцепенении смотрит на пистолет и бумагу с признанием. Встряхнулся, с подозрением посмотрел на бутылку коньяка, понюхал и отодвинул пустой стакан.

Требовательно раздался резкий звонок мобильника, генерал вздрогнул и после пятого звонка ответил.

— Слушаю… Какая артиллерия? … Разберусь, — растерянно ответил в трубку. Оттуда в ответ полился поток брани с угрозами, и генерал разозлился. — Ты меня не пугай, дорогой! Пуганый уже! Сказал, разберусь! Погоди, сейчас всё исправим.

Отключился и схватился за голову:

— Ничего не помню… Коньяк вроде не палёный, пил его раньше… Правильно говорят, синька — зло.

Встрепенулся, поднял трубку настольного телефона:

— Лена! С Мелентьевым соедини! … Мелентьев, бля! Что происходит?

Так, и без всякого ведунства могу предсказать, сейчас он отменит все мои приказы. Напрягаюсь и с усилием захватываю контроль над телом генерала, в ухо бубнит голос полковника:

— Товарищ генерал, как вы и приказали, артиллерия отработала по скоплению боевиков, разведка выдвинулась на помощь, вертушки в воздухе, Евтюхин держится.

— Молодец, Мелентьев! Работай! — положил трубку на аппарат.

Что же мне с тобой делать, генерал? Намёков не понимаешь, сам по-хорошему не хочешь. Значит, будет по-плохому.

Взял пистолет, дослал патрон в ствол, прислонил к виску. Не знаю, получится у меня сохранить ведунские способности после очередной гибели марионетки или опять очнусь в больнице в состоянии овоща, но предателю, меняющему жизни наших парней на тридцать серебряников, не жить. Пусть лучше комбат Евтюхин со своими бойцами живёт.

В кабинете раздался выстрел.

* * *

— Что-то ты плохо выглядишь. Глаза красные, сам какой-то бледный. Ты не заболел? — в моё лицо обеспокоенно вгляделась Ксюша. Это она меня ещё не видела сразу после гибели второй марионетки, вот там точно помесь квазимоды с дракулой была.

За окном было совсем темно, когда я опять очнулся на полу в луже крови совсем без сил и с пустым источником. Подлечиться своими способностями не получилось, выпил таблетку, наскоро помылся и завалился спать. Утром проснулся от звонка будильника с больной головой. На календаре первое марта — начало весны, но во дворе ещё вполне московская зима. Очередная таблетка, быстрый перекус, аэропорт, таможня. И вот мы уже сидим в самолёте на соседних местах в бизнес-классе, готовясь к вылету.

— Нормально я выгляжу, просто не выспался.

— Неужели, с Наташей помирились?

— Если бы, — хмыкнул я. — Кино про современную войну с ВДВ смотрел. Документальное.

— Наши победили?

— А как иначе?

— Тогда в чём интрига, чтобы всю ночь не спать? Потом посмотрел бы.

— Хотел узнать, сколько наших бойцов в живых останется.

— Узнал?

— Нет, отрубился. Потом узнаю, — я и правда пробовал опять увидеть ту высоту, но у меня ничего не вышло. Решил отложить на потом.

— И стоило того? Сейчас сидишь весь зелёный, а нам лететь почти сутки.

— Стоило, Ксюш. Сон — для слабаков. На том свете выспимся, — я закрыл глаза и откинулся в кресле. Самолёт, наконец, взлетел, и я решил вздремнуть.

В голове крутились слова песни люберецких пацанов, услышанные в такси:

Комбат-батяня, батяня-комбат,ты сердце не прятал за спины ребят.Летят самолёты, и танки горят,так бьёт, ё, комбат, ё, комбат!..

Комбат-батяня, батяня-комбат,за нами Россия, Москва и Арбат.Огонь, батарея, огонь, батальон…Комбат, ё, командует он.Огонь, батарея!Огонь, батальон!Огонь, батарея!Огонь, батальон!Огонь, батарея!Огонь! Огонь! Огонь! Агония…