Читаем С автоматом в руках полностью

Стромек со злостью отбросил промокшие сигареты. Яниш предложил ему сухие и стал шарить по карманам в поисках спичек. Гофман осветил часы, потом курильщиков и вдруг бросился обратно через луг к лесопилке. Спустя несколько секунд он вернулся.

- Спички, ребята! - ликовал он. - Я знал, что найду там что-нибудь.

Он осветил коробочку спичек, которую держал на ладони.

- Немецкие! Из рейха!

- Мокрые, - заметил Цыган. - Где они лежали, Вашек?

- У самых дверей в первой комнате.

- Значит, кто-то там был. Назад! - приказал Цыган, и четверка пограничников вернулась на лесопилку. Гофман показал, где нашел спички. Стромек осмотрел потолок. Дождь не мог попасть в комнату.

- Отсырели они не здесь, - заметил Гофман. - Кто-то их выбросил, как Стромек свои сигареты. Потому я и вспомнил о них.

Все вернулись на дорогу.

- Пойдем, как я говорил, - решил Цыган и спрятал спичечный коробок в карман.

Ребята бросились в темноту. След, на который они наткнулись, вновь разжег в них азарт, придал новые силы. Они прошли по скользкой обочине грязной дороги и остановились на холме, где росла одинокая сосна. В это время внизу, в долине, прогремел в отдалении выстрел, за ним второй. Цыган и Стромек вздрогнули и посмотрели друг на друга.

"Кто там мог стрелять? - размышлял Цыган. - Наверное, Иван. Что-то случилось. Храстецкий сейчас будет там, он идет прямо к ним и, конечно, тоже слышал..."

- Мы туда пойдем? - спросил Стромек.

Ему не хотелось идти на Плану, но Цыган был неумолим.

- Если там кто-то есть, то ребят там достаточно, чтобы справиться. Но ведь этот тип мог пойти, и нашей дорогой...

Не говоря больше ни слова, Цыган продолжал путь. Стромек следовал за ним.

Храстецкий бежал лугом к Лесову, когда услышал выстрел. Несколько секунд он прислушивался, не вернется ли Яниш, а потом бросился в сторону ручья. За второй мельницей он встретился с Оливой.

- Ты стрелял? - закричал он Ивану, который так быстро поднимался по косогору, что Тонда отстал от него.

- Нет, Вашек. Это откуда-то со стороны Ходова. Там Роубик и Франта Вевода!

- Мы думали, это ты палишь, - сплюнул Гофман.

- А где Цыган?

- Он пошел на Плану. Кто-то был на старой лесопилке. Мы нашли там мокрые немецкие спички. Тогда мы разделились и вдруг услышали выстрелы.

- В Ходов! - приказал Олива.

Четверка пограничников во главе с Храстецким направилась по грязной дороге вдоль ручья к Ходову. Возле крайнего дома их встретил яростный лай собаки, не привыкшей к таким поздним гостям. Они тихо прошли мимо садов.

- Стой! - вполголоса приказал кто-то из ложбины.

- В чем дело? - резко ответил Храстецкий.

- Идите сюда, ребята, - сказал из темноты голос Роубика.

- Это ты стрелял? - спросил его Олива.

- Да. Только не здесь, а еще там, возле ручья. Пойдем, покажу кое-что.

Роубик осветил перед собой размокшую от дождя землю. В грязи отчетливо отпечатались следы ботинок. Они вели к деревне. Кто-то прошел туда после дождя, иначе бы сильный ливень смыл следы.

- Кто мог идти от леса к деревне после ливня - это ясно, - заметил Иван. - А вот куда он шел, неизвестно.

На другом краю деревни в одном из домов загорелся свет.

- Это трактир, - сказал Роубик. Свет в окне опять погас, и Роубик снова наклонился к следам.

- Если этот тип остановился в деревне, мы его разыщем, - сказал Храстецкий, дрожа от холода. - Ну, а если он двинулся дальше, наше дело плохо. Ведь он мог пойти и в направлении Марианок.

Олива молчал, раздумывая, потом закурил, пряча огонек сигареты. Где-то у трактира залилась лаем собака. Деревня спала. Промокшие пограничники изучали следы на земле. Эх, была бы сейчас хорошая собака-ищейка! Но такой собаки не было, а они стояли в темноте, в грязи, перед темными домишками.

- Кто это там зажигает свет в трактире? - нарушил молчание Олива. Через секунду свет опять погас. - На сколько я знаю, все там живут на первом этаже, а отец Эрики спит в задней комнате. Наверху находятся только комнаты для гостей. Кто бы это мог быть там так поздно?

- А ты точно знаешь, что наверху никто не живет? - спросил многозначительно Храстецкий.

- Абсолютно, - ответил Олива. - Однажды я там был... У нее.

- А может, кто-то остановился у них? - предположил Роубик.

- В этой дыре в будний день? - рассмеялся Храстецкий. - Да там никто никогда не ночевал, кроме Ива на. А ведь мы имеем право посмотреть, что там происходит? Как вы думаете? Пусть хозяин скажет, что у него нет гостей, но, раз наверху зажигался свет, мы должны проверить, в чем там дело.

Они обошли деревню и задворками подошли к трактиру. Олива остался у черного хода, Гофман встал у входной двери. В одной из комнат было полуоткрыто окно. Храстецкий, не говоря ни слова, показал на него Роубику. Тот постучал в окно спальни хозяина. Ответа не последовало, лишь зажегся слабый свет. Наверное, настольная лампа. Окно медленно открылось. Вахмистры тем временем спрятались, перед домом остался один Иван Олива.

- Это я, пан Фримл, - отозвался он.

- Что так поздно? - услыхали они сердитый голос.

- Да есть маленькое дельце. Есть у вас кто-нибудь наверху?

Хозяин не ответил и в свою очередь поинтересовался:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное