(с)дала на «отлично»

Осторожно приподняла очки попутчика, переместив их на голову, провела пальчиками по гладковыбритым щекам, скользнула ниже… Пока левая рука наглаживала пресс под рубашкой, а губы приблизились к уху извращенца, правая нырнула в мой собственный карман, где всегда хранится подарок от папы.

— Хочу дать вам, мой господин… — шептала немцу, ощущая губами крупные мурашки, — маленький… но очень ценный… совет… Всегда-всегда, прежде чем предложить девушке уединиться в машине, убедитесь, что ей есть восемнадцать! — закончила я и отодвинулась от лица немца.

Прежде чем мужчина успел что-либо сказать, я вытащила из кармана небольшой брелок и направила прямо на попутчика.

Яркая вспышка света ослепила немца, а пронзительный громкий вой сирены — оглушил. Пока противник был дезориентирован, я ловко выскочила из авто, прихватив рюкзак.

__________________

Как так получилось, что картина оказалась у Марка? Ответа у меня не было, поэтому этот предмет лег рядом с аттестатом.

Следующим на глаза мне попался детский рисунок. Совершенно корявый. Так рисуют, наверное, трехлетки. Два человечка, один голый, но с ушами, второй в платье и короне. Между ними розовое солнце, а вокруг голубые сердечки.

Вслед за рисунком из коробки я вытащила выцветшую картонную корону с нелепыми пластиковыми стразами. Забавная вещица, но она ни о чем мне не говорила.

Затем вынула маленькую бархатную коробочку. Открыв, обнаружила смутно знакомую вещицу. Руки сами потянулись к цепочке. Открыв кулончик, обнаружила внутри фотографии мужчины и женщины. Их лица совершенно чужие, но было в них и что-то смутно знакомое. Внутри бархатной коробочки лежали еще две фотографии. Совсем маленькие, но люди, изображенные на них, оказались мне слишком хорошо известны. Я и Лиля.

Маленькими волнами, набирающими силу, накатили далекие, нечеткие эпизоды прошлого. Вспомнила, как на день рождения Лиля подарила мне этот кулон, а потом я отдала его одному грустному мальчишке, оставшемуся без мамы и папы.

ДА НУ НАХРЕН!

МАРК???

Разбирая вещицы в коробке, совершенно выпала из реальности. Не услышала ни как стихла вода, ни как вернулся мой профессор.

Слегка вздрогнула, почувствовав, как горячие, слегка влажные руки обнимают меня сзади, окутывая теплом и запахом геля для душа с ментолом.

— Копаешься в нашем прошлом, малыш? — спрашивает Горский, нежно целуя меня в шею.

— Что все это значит, Марк? — мой голос звучит настолько растеряно, что профессор с волнением вглядывается в мое лицо, а затем сияет лучезарной улыбкой.

— Знал, что тебе понравится. Специально заехал домой за этой коробкой. Это история наших встреч, Вик.

Я лишь озадаченно хлопала ресницами.

— Смотри, — Марк заглянул в коробку и достал оттуда последнюю вещицу — маленькую фотографию некогда популярной камеры фирмы Полароид.

На ней лопоухий тощий мальчик с диким ужасом в глазах держит на руках младенца в розовом костюмчике. Присмотревшись внимательнее, я узнаю ребенка, потому что дома, в старом альбоме полно похожих фотографий. Это я.

— Мама твоя сфотографировала. Сказала, что когда ты вырастешь, они еще подумают брать ли меня в женихи, — улыбнулся Марк, а у меня дыхание перехватило.

— Это ты?

— Угу… А вот это помнишь? — указал он на детский рисунок.

— Нет.

— Это мой первый портрет в твоем исполнении. Ты нарисовала его на пляже Эгремни в Греции. Тебе было лет пять. И кстати, тогда же подарила свою волшебную корону, спасающую от грусти.

— Я этого не помню, — грустно ответила ему.

— Ты была слишком маленькая, Вик. А это тоже не помнишь? — указал профессор на цепочку с кулоном.

— Я помню сад… и ящерицу… лето… И помню грустного мальчика… Неужели это был ты?

Марк пожал плечами, продолжая улыбаться.

— А откуда у тебя моя картина?

— А ты разве не догадываешься?

— Я помню, как потеряла ее, но как она оказалась у тебя?

— Ну, я счел это за компенсацию после того, как ты меня оглушила и ослепила, маленькая стерва!

— ТЫ?? ЭТО БЫЛ ТЫ?

— Знаешь, малыш, я все время задавался вопросом, у тебя всегда такая плохая память или исключительно на мое лицо?

— Не знаю, — честно ответила, ошеломленная таким открытием. — Боже, я же обзывала тебя тогда по-русски! И с таксистом при тебе договаривалась!

— Да, это было забавно, — смеется он.

— Вот ты ЖУК! Ты знал, что это была я?

— Нет, конечно. Понял, только когда прочел имя на картине.

— Офигеть, Марк!

— Согласен…

— Так, а аттестат?!

— Твой аттестат прилетел мне прямо в темечко.

— Откуда?

— Видимо, из окна? — Марк снова пожал плечами. — Про альбом, надеюсь, помнишь?

— Про альбом помню.

— Здесь еще должны лежать твой Оскар и цепочка, но они так и провалялись год на полке в московской квартире.

— Знаете, профессор, после такого вы просто обязаны на мне жениться! — хохотнула я.

— Согласен, — совершенно серьезно ответил Горский, а затем скользнул в нагрудный карман моей-своей рубашки и выудил оттуда маленькое колечко в виде короны, усыпанной черными бриллиантами.

От волнения перехватило дыхание, сердце с каждым ударом разгоняло кипящую кровь по венам, разнося по телу волны счастья и восторга.

— Моя маленькая мисс Беккер, ты выйдешь за меня?