С доставкой на дом

Когда четверть часа назад они пролетали над Онежским озером, Игорь Валентинович подумал было, не сбросить ли мешок за борт, в полном соответствии с поговоркой "...и концы в воду!", но моментально неумную мысль отверг: реквизит мог пригодиться! Напротив, его непременно следовало сохранить! Главные события впереди! Может случиться, что придет нужда пустить в ход вещественные доказательства. "Уважаемые очевидцы! Не в этих ли костюмах представали пред ваши очи пришельцы? Не в этом ли шлеме был один, не в том ли другой?.." Пригодиться могут вещички!..

Они засунули мешок в багажник "Запорожца". Пробоев завел двигатель, поставил на малые обороты, протер лобовое и заднее стекло.

– Что ж, Никодим, будем прощаться?

– Счастливо вам, благополучной дороги!

– Спасибо, за все спасибо!

– Не стоит... - Никодим вдруг помрачнел и отвел глаза. - Я только... Я вам хотел... В общем, если что, вы на меня не обижайтесь, Игорь Валентинович: мое дело - наблюдай-докладывай...

– О чем ты?

– Ни о чем... Ни о чем! Взгрустнулось на разлуку...

– Мне тоже жаль с тобой расставаться. Живы будем - свидимся, глядишь! Давай лапу!

Дождей и здесь, пожалуй, давно не было. "Запорожец" на сухом покрытии легко слушался руля, наматывая километры на передние колеса и синхронно сматывая с задних.

Поначалу из головы Пробоева не выходили непонятные слова Никодима "наблюдай-докладывай"... Что он все-таки имел в виду? Не служебные ли неприятности, которые могут ожидать командира вертолета после того, как Пробоев откроет карты, пояснит обстоятельства появления в карельских лесах "пришельцев"? Вполне возможно... С Пробоева какой спрос? Пробоев - лицо, в общем-то, частное, а Никодим... Никодим был при исполнении. Кто знает, что в его должностных инструкциях понаписано!.. Но при чем тут "наблюдай-докладывай"?

Игорь Валентинович так и не нашел приемлемого объяснения смысла Никодимовых слов и постарался о них забыть...

Успокоенный видом мелькающих за окнами валунов и сосен, чередующихся речек и озер, он сбавил скорость, перехватил поудобнее руль, откашлялся и сперва негромко, затем уверенней и уверенней - запел: "Куда, куда вы удалились..."

...В полдень следующего дня он прибыл домой. Как и следовало ожидать, квартира пустовала: жена - на работе, дети... детей вообще в городе не должно было быть. У детей в его отсутствие начался летний студенческий семестр: сын - на производственной практике, дочь - в совхозе...

Игорь Валентинович принял ванну, пообедал, просмотрел скудную почту, почитал скопившиеся газеты. Он никому не стал звонить, и ему никто не позвонил. Последнее было вполне естественно: друзья-приятели знали, что вернуться он должен позднее примерно на неделю.

К вечеру дорожная усталость стала сказываться, заниматься ничем не хотелось, и спать они с женой легли раньше обычного.

Утром... утром...

III

Пробоев замотал головой, пытаясь вытряхнуть из глубин памяти хоть какие-то крохи вчерашнего дня, обрывок какого-нибудь эпизода восстановить, миг короткий просветлить. Напрасно! Вчерашнего дня по-прежнему словно не существовало...

Река у ног продолжала ластиться к покрытому зеленой тиной граниту, бутылку из-под "Лесного" лимонада, наверное, унесло течением.

Проклятый вчерашний день! Куда ты провалился?!

– Игорь! Игорь, стой! Вернись сейчас же! Игорь!

Пронзительный женский голос обрушился внезапно из-за парапета, и в затылке у Пробоева вдруг нестерпимо заныло. Этот голос!..

Было такое ощущение, будто в череп с огромной скоростью вворачивают сотню шурупов - глубже и глубже... Голос этот! Слова!

По ступенькам к Пробоеву спускался бочком карапуз. Останавливаясь на каждой ступеньке, он успевал, прежде чем поставить ногу на следующую, лизнуть тающее в ладонях мороженое и довольно ухмыльнуться.

Запыхавшаяся дама, цокая по граниту каблуками, догнала мальчонку, схватила за руку, поддала по попе и потащила наверх.

Голос!.. Да, да, да! Так кричала его жена... вчера кричала... Боль внезапно прошла, и в памяти наконец-то начал оживать вчерашний вечер, из всего дня - только вечер. И по мере того как он оживал в подробностях, в груди Пробоева мертвела опаляемая ужасом душа...

Домой он пришел откуда-то поздно. Жена, лежа на тахте, смотрела телевизор.

– Есть будешь? - спросила она, не поворачивая головы.

– Неохота, - ответил он и, присев у нее в ногах, тоже уставился на экран.

Транслировали концерт эстрадной песни. Такие передачи он смотреть любил, трезво отдавая себе отчет, почему любит: чувство собственного "вокального" превосходства над шептунами- хрипунами, отчаянно насилующими микрофон, с лихвой окупало последующие сожаления о напрасно загубленном времени.

– Ты почему не раздеваешься? - посмотрела на него жена. - Ни башмаки, ни пиджак не снял...

– Погоди, дай дослушать этого кудрявого!

Но слушалось плохо: что-то мешало, сбивало с привычного иронического настроя, беспокоило...

С грустью, невесть откуда взявшейся, он осмотрел комнату, подолгу останавливаясь взглядом на примелькавшихся, обычно не замечаемых предметах обстановки, пожалел, что нет рядом детей...