С думой о Земле

Каждого, кто впервые уходит в космос, волнует, тревожит, может быть, и настораживает встреча со «знакомой незнакомкой» — невесомостью. Эта «незнакомка» нам немного знакома потому, что и до космического полета каждый космонавт имеет возможность испытать ощущение невесомости. Эту возможность дает самолет — летающая лаборатория, в которой особыми режимами полета имитируется невесомость. Длится эта невесомость 20–25 секунд за один режим, но в каждом полете их выполняется несколько. А полетов за время подготовки набирается несколько десятков, и накапливаются минуты и часы невесомости на Земле.

Мне за 12 лет подготовки в отряде космонавтов довелось много летать «на невесомость». Это были и ознакомительные полеты на самолете — нашей «летающей лаборатории», и участие в испытаниях различной аппаратуры в условиях невесомости. Приходилось и отрабатывать отдельные операции программы выхода в открытый космос, и участвовать в медицинских экспериментах.

Никогда такая невесомость не доставляла мне больших неприятностей. Правда, после длительного перерыва несколько полетов на невесомость подряд утомляли, поташнивало — но и только. На следующий же день было гораздо легче, и невесомость даже доставляла удовольствие. Исследования моего вестибулярного аппарата показали, что он «средней силы» (есть такой термин у врачей), но легко тренируется.

К встрече с космической невесомостью нас готовили по специальной программе и каждого — по индивидуальной. Врачи с достаточно высокой степенью достоверности прогнозируют характер и сроки адаптации каждого космонавта в реальном космическом полете.

С теми, кто уже летал, проще. Организм как бы «вспоминает» опыт предыдущего пребывания в невесомости. Мне об этом рассказывали товарищи, кто уже несколько раз побывал в космосе, да и с Валентином мы не раз говорили об этом.

Можно сказать, что переход к невесомости для нас обоих совершился легко. Я оказался маловосприимчивым к неприятностям невесомости, а Валентину помогал его опыт первого полета. В первые сутки особенно важно «прислушиваться» к себе, не доводить дело до вестибулярных расстройств. И хотя адаптация шла довольно остро: ощущался прилив крови к голове и головная боль к концу дня, — но закончилась она достаточно быстро.

Через четыре дня пребывания на станции мы полностью приспособились к невесомости. Организм уже не протестовал против странностей космической жизни. Сил прибавилось, работоспособность восстановилась. Спали почти так же хорошо, как и на Земле.

Невесомость неприятна только в первые дни, а потом даже чем-то прельщает, видимо, своей легкостью. И вот это наступившее комфортное состояние надо разрушать. На Земле нас учили приспосабливаться к невесомости, а теперь, на станции, никак нельзя забывать о силе тяжести, которая ожидает нас на Земле.

И единственный пока способ противостоять расслабляющему действию невесомости — физкультура. Какую радость приносит она на Земле! А здесь семь потов сойдет, а удовольствия никакого. Это изнурительный и однообразный труд, на который уходит масса рабочего времени. Но мы понимали, что это самая верная дорога к дому, и поэтому занимались без напоминаний. Надо — значит, надо. Мы же сами заинтересованы вернуться на Землю живыми и здоровыми.

Правда, надо сказать, что сидеть на велоэргометре и крутить его по определенной программе — это вообще-то крайне нудное дело. Да и работать на бегущей дорожке немногим веселее. Старались себя при этом отвлечь воспоминаниями, мыслями о Земле. У меня над спальным местом висела фотография жены и детей. В такие минуты я иногда мысленно беседовал с ними. У Лиды было сочувствующее выражение лица, дочка тоже понимающе смотрела, хотя и с большим любопытством к происходящему. Сергей — тот слегка ухмылялся, словно бы говорил: и каково? Он у нас вообще юморист.

Помогали и мысли о друзьях. А еще у нас был плакат Театра имени В. В. Маяковского с автографами артистов. Иногда было так невмоготу крутить педали, что приходилось затевать почти игру: угадывать в подписях фамилии артистов, и за каждого три или пять минут крутишь педали. Ну а за самых любимых — все десять.

А заниматься надо было по два-три часа ежедневно. Затевали мы и «длительные гонки» — скажем, «прокрутить» Атлантику без отдыха или «переехать» на своем «велосипеде» Черное море. Программу физических тренировок нарушать было нельзя — это мы хорошо понимали.