С. Х. В. А. Т. К. А.

— Шульга, одно из двух, — ровным голосом заговорил он, — ты сейчас рассказываешь мне про дорогу к «менталу» или я спускаю курок. Потом стреляю тех двоих, и мы уходим.

Тимур, скосив глаза влево, спросил:

— Здесь есть лодки?

— Боцман! — окликнул Филин.

После паузы тот ответил:

— Все разбиты, кроме одной. Эта ещё вроде годится.

— Надо плыть, — сказал Тимур. — Стас показал мне путь. Надо идти по воде или плыть. Между зарослями. Поворачивать…

— Говори!

— Чтобы ты убил меня?

— Говори! — Ствол сильнее вжался в кожу.

— Стреляй, — предложил Тимур. — Всё равно этот путь не описать. Стас мне его показал, и я только показать смогу.

Филин медлил, а тёмный огонь полыхал в его глазах.

— Командир… — неуверенно произнёс Жердь. Филин толкнул Тимура стволом, опрокинув на спину, повернулся:

— Все в лодку!

Тимур потрогал лоб, с которого стекала кровь, помассировал ноющее плечо, ощупал бока и встал.

Вертолёт лежал неподалеку, зарывшись кабиной в мокрую грязь на мелководье. Шелестел тростник, ходил волнами на ветру, между зарослями плескалась вода. Растафарыч и Вояка стояли на коленях, перед ними, подпрыгивая, с грозным видом прохаживался Жердь — в одной руке пистолет, в другой бутылка из тех, что любил швырять Огонёк.

Когда-то здесь текла широкая река, но теперь она превратилась в цепь мелких озер и болотец. В конце приземистого настила стояла будка с затянутым дырявым целлофаном окошком и вывороченной дверью; двумя рядами лежали притопленные лодки — только овалы бортов торчат над водой. Лучше всего сохранилась одна, привязанная в начале причала, — большая, с тупой кормой и узким длинным носом. В ней даже валялось весло, правда, со сломанным черенком, а на кормовой лавке лежал облезлый пробковый круг.

— Далеко плыть? — спросил стоящий в лодке Боцман. Тимур качнул головой и тут же пожалел об этом — шею прострелила боль.

— Может, час. Не меньше. Точно не знаю.

— Как это ты не знаешь? — тут же вскинулся Жердь. — Темнишь, Шульга!

Тимур молчал.

— Так что, командир? — спросил Боцман. — Может, грохнуть всех троих и назад?

— Или давайте я их подожгу! — предложил Жердь.

— Плывем, — сказал Филин.

* * *

Тимура посадили на носу, за ним на корточках пристроился Боцман, уперев в спину пленника ствол, дальше Филин, потом Растафарыч с Машкой, Гадюка и на корме — Жердь. Со словами: «Налегай, волосатый», он вручил Растафарычу обломок весла, и бывший водитель НИИЧАЗа стал грести.

Вода плескалась о борт, шелестел камыш. Повинуясь указаниям Тимура, Растафарыч несколько раз повернул лодку, пересёк большой участок воды, свободный от зарослей, и углубился в лабиринт мелких островков. Лодочный причал давно пропал из виду; посудина медленно плыла через протоки. В щели просачивалась вода, скоро под ногами захлюпало. Бледная Вояка, повесив веснушчатый нос и зажав руки между грязными исцарапанными коленями, понуро сидела у ног Растафарыча. Жердь на корме вдруг громко звякнул, прошептал: «Получилось!» — и все, кроме девушки, оглянулись. Бандит держал перед собой бутылёк с толстым горлышком, над которым поднималась шапка пены. Из неё постреливали крупные трескучие искры зелёного и синего цвета, ярко вспыхивали, разлетались во все стороны, как фейерверк, и с шипением падали в воду.

— Ну ты вконец охренел, длинный! — высказался Боцман. — Выбрось её!

— Зачем? — спросил Жердь, сияющими глазами пялясь на искры.

— А если взорвется щас?

— Бросай!

Гадюка, сидевший ближе других бандитов к корме, отклонился подальше от Жердя.

— А если оно в эту… реакцию с водой вступит? — спросил тот. — Ни за что не брошу! Это суперсмесь, мне Огонёк как-то рассказывал, что всё хотел её сделать… А у меня вышло! Я теперь… я теперь как он!

— Идиот ты теперь, а не как он, — начал Боцман, и тут бутыль выстрелила таким ярким снопом искр, что на воду и на дно лодки легли тени сидящих в ней людей.

Потом искры пропали, а пена потекла по бутылке на руку Жердя.

— Жжет! — Он поспешно поставил бутыль на дно и сунул кисть в натекшую сквозь щели воду. Та окрасилась в какие-то подозрительные радужные цвета. Пена почти исчезла, и Жердь заткнул горлышко пробкой.

— Это и горючка, и кислота! — объявил он гордо, надевая поверх пробки резиновый колпачок, который тоже достал из сумки. — Так Огонёк говорил. Она и взрывается, и жжет, как… как кислота, короче. Эй, это что такое?

Все оглянулись. Лодка плыла мимо широкой заводи, притаившейся между большим земляным островом и заваленной гниющими стеблями осоки песчаной косой. Вода в заводи напоминала ртуть и не плескалась, там вообще не было ни одной волны — она была как зеркало неправильной формы.

Боцман привстал, Растафарыч прекратил грести, поднявшая голову Вояка приоткрыла рот от удивления.

— У-ух… — протянул Жердь.

— Шульга! — позвал Филин. Не оборачиваясь, Тимур сказал:

— Ну?

— Что это такое?

— Не знаю. Мы уже в Могильнике, тут что угодно может быть.

Жердь уточнил:

— Но нам туда сворачивать не надо?

Тимур показал вперёд — над зарослями камыша виднелся край чего-то тёмного, издали напоминающего большой решетчатый купол.

— Туда.

Филин встал на лавку, схватившись за плечо Боцмана.

— Это что?

— Соснодуб.