С ключом на шее (СИ)

Отвинтить пластину оказалось легко — и совершенно бессмысленно: штуковина оказалась декоративной накладкой. Шипя уголком рта мрачный мотивчик, Яна бессмысленно подергала ручку. Поколебалась, выбирая между стамеской и перочинным ножом с толстым коротким лезвием, и взяла нож. Всунула между дверью и косяком, пытаясь отжать язычок. Он даже не дрогнул, и Яна начала колупать вокруг замка, пытаясь поддеть хоть что-нибудь. Взгляд отца сверлил спину, и не надо было оборачиваться, что бы знать: он стоит, сложив руки на груди, и ждет, пока Яна спохватится. Очнется. Поймет, что ее засекли, и наказание за проступок неминуемо.

С замком ничего не выходило. Яна выпятила губу и сдула каплю пота, нависшую над глазом. Раз замок не дается — надо отковырять от стен всю дверную коробку. Закусив губу, Яна воткнула нож под косяк, нещадно обдирая обои. В стене что-то посыпалось, и Яна принялась с энтузиазмом расколупывать что-то ломкое и податливое.

Раздражающе зазудел в кармане мобильник. Яна выудила его, не прекращая орудовать ножом. Поймала изумленный взгляд отца — и поняла, что ей не положено иметь собственный мобильник: ведь папа не решал, что ей нужен телефон. Виновато взглянула на экран — незнакомый номер. Пробормотав: «Спамеры проклятые», она уже хотела сбросить звонок, но в последний момент передумала.

— Янка? — донесся голос, такой слабый и напуганный, что она едва узнала его. — Янка, приходи скорей… у меня тут дядь Юра…

— Что?! — выкрикнула Яна.

— Он без сознания, я не знаю, что делать, Ян… Полина, где скотч?! — вдруг визгливо крикнула Ольга в сторону. Твердо выговорила в трубку: — Ты должна прийти.

— Я не могу, — сказала Яна. — Прости, я не могу. Ты не поверишь. Меня… — она истерически хихикнула, — меня папа не пускает.

— Понятно, — проговорила Ольга бесцветным голосом. Яна еще слушала короткие гудки, когда отец пошевелился: сдержанное, грозное, знакомое движение.

— Юрий… — начала говорить она, но отец перебил ее:

— Значит, я тебя не пускаю, — с напором выговорил он. — Ты бы хоть сейчас поскакала — уже не знаю, к кому — но я тебя не пускаю. Просто так. Без причин. Назло, да?

Яна бросила на него бешеный взгляд и, отвернувшись, с силой воткнула нож в уже заметную щель.

— Я с тобой разговариваю! — заорал отец. Горячий воздух упруго ударил в затылок, и Яна резко пригнулась, разворачиваясь; локоть взлетел, защищая голову. Отец, оскалившись, навис над ней, снова занес руку. Яна шарахнулась, ударилась плечом, непроизвольно закрывая лицо, — ей скоро сорок, а рефлексы все те же: прикрыться, сжаться, и уже трясется подбородок и разевается рот, предвещая рев. Ярость прокатилась по телу, как анестезия, лицо онемело и стало горячим, а глаза — твердыми, как каменные шарики.

— Ты совсем сдурел! — дико заорала Яна, подавшись к отцу, и — будто под тяжестью ее злобы — он уронил уже нацеленную ладонь. В выцветших глазах мелькнул страх; взгляд метнулся к рукам Яны, и она осознала, что так и сжимает нож, выставив его перед собой.

Он медленно выдохнула сквозь зубы и с усилием выпрямилась. Напоказ защелкнула лезвие и убрала нож в карман.

— Если ты меня ударишь, я дам сдачи, — негромко сказала она. — Нам обоим потом будет очень стыдно.

Отец горько усмехнулся.

— Да ты понятия не имеешь, что такое стыд, — сказал он. — Давай, вали. И нож прихватить не забудь. А потом расскажи всем, что это дядя Юра. Давай. Одного невиновного из-за тебя уже в ментовке угробили. Юрка, видно, следующий.

* * *

…Только приближаясь к дому Ольги, Яна наконец начинает замечать окружающее. Смутно вспоминается массивный стол в темном, обшитом деревом зале, ящики для образцов, в которых раньше лежали цилиндры шурфов, а теперь — россыпью навалены халцедоны (пустышка, говорит папа, вертит в руке пламенеющий оранжевым камешек и сует его обратно в ладонь Яны, нефтяникам они ни к чему, ну-ка поднажми, до привала еще полчаса). Человек-ворона в изжелта-сером свитере, украшенном замысловатыми косами, хищно нависает над столом, выбирает образец, подносит к глазу, прищуривая другой. Он смотрит сквозь камень на бледную щель окна, откладывает и берет следующий.

Только бы они не ушли никуда, думает Яна. Только бы не успели проболтаться, что были со мной у четвертой школы.

Ольга с Филькой никуда не ушли. Они торчат на вытоптанном пятачке жирного торфа напротив подъезда, и вместе с ними — высокий белобрысый пацан с оттопыренной губой. Жека. Яна видит, как он закидывает запястье за плечо, задирая локоть, и резко разгибает руку. Что-то блестящее летит в землю. Жека садится на корточки и, по-жабьи подпрыгивая, ведет по земле линию. Ольга стоит над ним, сложив руки на груди и надменно усмехаясь. А с Филькой что-то не так. Красный, как свекла, он неуклюже мостит одну ступню на другую. Иногда его покачивает, и Филька нелепо поводит руками, но странную позу не меняет.