С ключом на шее (СИ)

Отец еще раз ударил себя по карманам и жалобно спросил в пространство:

— Курить есть?

— Курить вредно, — скрипуче ответила Ольга, и Яна, бросил на нее ошалелый взгляд, полезла за сигаретами.

Усевшись у давным-давно погасшего костра, отец задрал плечо, загораживаясь от ветра, и защелкал зажигалкой. Огонек дрожал и срывался, и отец прокручивал колесико снова и снова, терпеливый, спокойный, почти безмятежный. Кто он теперь? — подумала она, глядя в его безучастное лицо. Сколько я успела сожрать? И — когда? И сколько успел съесть он, кто теперь я? «Вендига Александровна!», — пропищал в голове робкий голосок. От сигареты наконец поднялся серый, как собачья шерсть, дымок, и кто-то тихо засмеялся.

Яна, обмирая, обернулась. Голодный Мальчик наконец-то пришел. Он двигался на них, раздавшийся, выросший, с обрюзгшим лицом и поредевшими волосами, — но она узнала его мгновенно. Нос заострился от вечного голода, терзающего плоть. Пальцы жадно шевелились, перехватывая костяную трубку, — невыносимо ловкие, идеально округло поставленные, как на смычке. Зрачки затягивали, как два черных тоннеля, и в них не было ничего, кроме абсолютной пустоты.

Окровавленный рот Голодного Мальчика растянулся в улыбке, и дырка от зуба была прорехой, ведущей на изнанку вселенной.

Голодный Мальчик хотел есть.

— Отойди, — сказала Ольга. Яна попыталась податься в сторону — но тело больше не слушалось ее. Тело уже поняло, что сейчас прекратит существовать, и перестало сопротивляться.

— Филька! — выкрикнула она, и Ольга повела плечом — но ружье в ее руках не шелохнулось.

* * *

— Думаешь, я тебя не узнала? — хрипло выговорила Ольга. — Думаешь, влез в него, и я тебя не трону? Думал, я тебя не найду? Отойди! — завизжала Ольга пронзительно, и Яна подпрыгнула, поджимая зад, потеряла равновесие и покатилась по песку.

Голодный Мальчик рассмеялся, а потом мир взорвался грохотом.

Отдача швырнула Ольгу на землю. Выронив ружье, она с криком схватилась за плечо. (…прижимай, говорит папа. Прижимай крепко-крепко, а то сломаешь что-нибудь. Теперь… давай! Неведомая сила швыряет Яну в кусты, от боли брызжут слезы. На следующий день по ее плечу и половине груди расплывается гигантский синяк, и папа говорит: надо было крепче прижимать, но ты молодец, ты же попала…)

Яна оглушенно заворочалась, сквозь звон в ушах собирая руки, ноги, голову в единое целое. Над ней чаячьми криками вились голоса Ольги. Один — взрослый, усталый и напуганный. Другой — молодой, полный яростной силы. Ольга спорила сама с собой. Кричала сама на себя. Яна затрясла головой; звон в ушах наконец затих, мир перестал дрожать, и только Ольга по-прежнему двоилась. Яна изо всех сил зажмурилась, и глубокая чернота, мелькнувшая за веками, отрезвила ее. Ольга была только одна. Усталая, изломанная горем, взрослая Ольга держала за руки свою рыдающую дочь, и та лягалась, пытаясь достать мать по колену.

Наверное, она следила со склона, как они следили когда-то за папой и дядей Юрой. Лежала в березе прямо рядом со скелетом скрипки. Подсматривала… Голодный Мальчик, вновь застреленный из того же ружья, мерцал. Голодный Мальчик растворялся в воздухе, снова раненый в вечно жаждущий пищи живот, снова сбегал туда, где его никто не тронет, где можно отсидеться, пока кто-нибудь снова не захочет дружить с ним и кормить его. Третий раз… Только теперь у него было другое лицо.

И вместе с ним исчезал Филька. Уходил туда, где не было ничего, кроме вечного, высасывающего душу голода. Застонав, Яна упала на колени, зажала рану, из которой хлестала черная кровь, и бессильно уронила руки. Она могла бы спасти его, но знала, что будет дальше. И даже если бы она захотела — Ольга не позволит забыть… Сбоку ткнулась Полинка, расплескивая воду из консервной банки. С отчаянием взглянула на мать.

— Помоги ему! — выкрикнула она, и Ольга, сжав губы в ниточку, качнула головой.

— Отче наш… — прошептала она. Опустилась над Филькой, сжала его прозрачную ладонь. — Отче наш… — она сухо всхлипнула. Кто-то часто и горячо задышал в ухо, по щеке мазнуло мокрой шерстью. Ольга яростно взвизгнула:

— Ты еще!

Мохнатый хвост упруго замел по песку, вздымая блестящие облачка. Лобастая голова с усилием протиснулась между локтями. Клыки осторожно сомкнулись на истаивающем запястье, и в сердце Яны толкнулась робкая, необъяснимая радость.

— Фу! — дико заорала Ольга. Занесла напряженную ладонь, целясь шлепнуть по морде, — пес, извиваясь, попятился, и тут Яна наконец вспомнила. Перехватила руку Ольги, останавливая удар.

— Не мешай.

— Что? — глаза у Ольги были белые от бешенства. Пустые.

— Позови собаку обратно. Скажи, чтобы отвел его. Он за этим пришел — отвести.

— Куда?

— Понятия не имею, — ответила Яна. — Но Филька говорил, что для этого нужна собака…