С ключом на шее (СИ)

— Сама ты глупая, — огрызается он. Мнется, тихо добавляет: — Он иногда там бывает. Я слышу, как он ходит.

Яна вскидывается, прислушивается: нет, ничего. В старом доме стоит теплая, перепрелая тишина, как стежками пронизанная едва различимым хныканьем соседского младенца. Яна вдруг понимает, что шаги доносились с другой стороны. С той, где находится запертый кабинет Филькиного отца.

— У него там всякие нужные книжки, — шепотом говорит Филька. — И блокноты. Я иногда захожу, беру почитать, когда дома никого. Ну, совсем никого, и его тоже, понимаешь? У него там всякое… про обычаи, и про индейцев… про то, как они узелками писали. Целая книжка…

— Так ты это из книжки взял? Тогда зачем мы мучились, список слов делали и все такое? — возмущается Ольга. Филька сердито дергает плечом:

— Так у них там все больше про убитых врагов, золото и кукурузу с курицами.

— Скукотища.

— И ничего не скукотища! Ну, про куриц — да, но у него там куча всякого еще, про всякие народы, и сказки, и мифы…

— Древней Греции которые? — спрашивает Яна. Ольга стучит пальцем по лбу:

— Конечно, а какие еще?

Но Филька качает головой:

— Нет. То есть и они тоже, но это фигня, это я еще в первом классе в библиотеке взял. А у него всякие… со всего мира. И еще… про колдунов всяких… ритуалы…

Яна чувствует, как ее нос вытягивается от любопытства. (…любопытной Варваре на базаре нос оторвали, говорит папа. Я тебе разрешал здесь рыться? У тебя свои книги есть, а эти — для взрослых).

— Расскажешь потом про колдунов, — требует Ольга. — А зачем твоему папе такое?

— Ему для работы нужно, — объясняет Филька. — Он ученый. Этнограф. Он даже в Африку в экспедиции ездит.

Внезапно Яна понимает, что геолог — вовсе не самая лучшая профессия в мире, где есть люди, которые занимаются на работе сказками и колдунами и ездят для этого в Африку.

— А мама сказала, что твой папа в тюрьме сидит, — подозрительно хмурится Ольга. — Он с ума сошел, убил на площади собаку и голый вокруг танцевал, вот его в милицию и забрали.

Яна кивает. Папа рассказывал теть Свете эту историю, когда думал, что Яна с Лизкой уже спят, — только он говорил, что Филькин папа в тюрьме не остался. Он то ли умер там, то ли просто исчез, — Яна так и не сумела расслышать. Ей нравится думать, что он исчез. Растворился в воздухе прямо за решеткой…

— Может, он убежал, — говорит она, и Ольга упирается:

— Нет, сидит, мне мама сказала!

— А кто тогда в кабинете ходит? — насмешливо спрашивает Филька, и Ольга, сраженная, замолкает.

— Может, привидение? — осторожно предполагает Яна. — Ну… типа духа?

— Привидения только от мертвецов бывают, — неуверенно возражает Ольга, а Филька со знанием дела объясняет:

— Привидений не бывает. Бывают духи, про них в папиных книжках тоже есть. Но они в квартирах не водятся, только в сакральных местах.

— Каких-каких? — переспрашивает со смешком Ольга, и Яна тоже невольно ухмыляется.

— Ссак-ральных, — терпеливо повторяет Филька, и девчонки снова хихикают. — Дуры вы. Это значит такое особое место. Ну вроде кладбища. Там можно вызвать духов предков. Спросить у них что-нибудь, например. Или попросить защиты.

Все трое невольно поворачиваются к окну, из которого доносится гогот егоровской компашки.

— И что, дух прилетит к Егорову и скажет, чтобы он от нас отстал? — с сомнением спрашивает Яна. — Как-то по-дурацки. А если он не послушает?

— Да плюнь ты на Егорова, — перебивает Ольга, возбужденно подается вперед. — Это же дух! Он же всемогущий. Его на Люськарповну можно натравить, чтобы не орала и пары за контроши не лепила. Или вообще на твою теть Свету наслать! — Ее глаза вспыхивают: — Мы вообще можем твою маму вызвать, чтоб она ей сказала!

— Ты чего… — слабо шепчет Яна. Нос вдруг становится горячим и как будто вырастает — предвестник накатывающих слез. — Так только хуже будет…

— Почему хуже-то?

Яна опускает голову ниже.

(Слеза щекотно натекает в уголок глаза, и Яна быстро стирает ее кулаком, чтобы не накапать на домашку по математике. Нос забит, очень хочется прошмыгаться, но это будет слишком громко, — ее услышат, или она пропустит что-то важное. Лизка колупается за спиной со своими пупсами и пискляво, фальшиво тянет на одной ноте: «Ля-ля-ля, ля-ля-ля». Живые люди так дебильно не поют, Лизка просто притворяется, изображает маленькую девочку из мультика, которая изображает живую девочку: «ля-ля-ля». Изображения изображений окружают Лизку, как надвинутые друг на друга половинки разбитых яиц. Яне хочется дать ей подзатыльник, чтоб заткнулась.

На кухне волдырем от ожога вздувается скандал. Голос теть Светы — громкий и ровный, как бормашинка. Голос папы пока тихий и неразборчивый, но уже становится гулким, как из ведра. Скоро он взревет и начнет грохать кулаком по столу.

— …поскакала — в поле ветер, в жопе дым! И эта твоя туда же.

— …вот не надо про работу — она мать-одиночка, ее силой в поле не погнали бы!