С куклами к экватору

Впервые за все время путешествия у меня отдельная комната, даже не комната, а настоящий зал. Он подошел бы для какого-нибудь донкихотствующего чудака. Сумрачный, заставленный множеством старых, унылых вещей; его деревянный потолок высоко, под самой крышей. Окно пропускает мало света — перед ним крона раскидистого дерева. Сквозь ветви виднеется часть пристани, там кули гуськом, по бедра в воде, переносят мешки с товарами.

Почему голландцы любили размеры, которыми отличается эта комната? Стремились таким образом создать впечатление, что они действительно являются господами? Или это укрепляло их позвоночник, угрожающе размягченный всеми испытаниями, перенесенными на жаркой чужбине? А может быть, просто надеялись, что в этой тенистой громадине на кровати у самого пола будет хоть немного прохладнее?

Вся гостиница, казалось, была создана для жизни со стиснутыми зубами. Величественный бивак в аду, господское существование, поддерживаемое любой ценой, — только бы вынести это изгнание в тропиках, выдержать ненависть ограбленных туземцев, к счастью, враждующих друг с другом. Выдержать несколько лет, пока удастся нажить золото на корице, на жемчуге, на чем угодно. Набить всем этим корабли и уехать навсегда.

Старые гостиницы близ экватора, бары из красного дерева, потускневшие зеркала и ветхие лопасти вентиляторов… Панцири всегда прочнее скрывавшихся в них недолговечных существ.

Где эти существа? У стойки с напитками застоявшийся запах мускуса, рома и сигар. На высоком стуле сгорбленный белый человек со стальной пружинкой слухового аппарата на голове. Кто знает, почему он остался? Не разбогател вовремя и опоздал на пароход? Не сумел? Был сентиментален, не выдержали нервы, сбили с толку идеалы, туземки, какие-нибудь исследования, раскопки?

Вы можете повсюду встретить эти прозябающие остатки вымершей породы. За виски с содовой и пару сендвичей они порасскажут вам о былой славе. Да полно, существовала ли она?

— Конечно, существовала, уважаемый. Не думайте, что в тропики отправлялись одни только неудачники. Ехали и те, кого не устраивали темпы на родине. Когда-то жизнь была здесь бурной, суматошной. Все хотели разбогатеть, все стремились быть господами. Соглашались еще месяц-другой посидеть, положив ноги на стол, и подождать богатства, но стол должны были получить немедленно. Кто не жил как господин, мог жить только как туземец, а если так, то лучше уж пулю в лоб. Господами здесь должны были быть все, даже те, кто ими дома не были. Еще одно виски, пожалуйста. Должны были? Нет, хотели. Хорошо жить господином… А без хорошей ванной здесь тоже пропадешь…

Вам симпатичны местные жители? Вы имеете в виду женщин? Не так ли? Вообще людей? Ну, знаете, странные шутки! Посмотрел бы я на вас в те времена, когда нужно было во что бы то ни стало спешно раздобыть деньги… Небось воображаете, что это было легко? Что жареные куропатки сами в рот влетали? Спорю на все, что у меня есть, что вы тоже вели бы себя как черт. Вокруг все чужое, и у вас нет никакого желания торчать здесь дольше, чем это необходимо. Будь окружающие вас черномазые немного менее не надежными, вы бы в два счета получили все, что надо, да и они жили бы неплохо. Но, к сожалению, это никогда не удается. Во-первых, вы здесь не один, над вами есть кое-кто посильнее, рядом с вами тоже ко всему тянутся белые руки. Но даже если бы вы оказались здесь один на один с ними… Каждый теперь умничает, у каждого собственное представление о том, что ему по душе. Начнут возражать, бунтовать, сговариваться с другими… Тьфу!

Значит, вам здесь нравится? В Галле? На каком языке ни возьми, по-английски, по-голландски или по немецки, на любом это слово значит — желчь. Но вы, кажется, русский? Может, по-вашему это звучит неплохо.

СМЕХ СООБРАЗИТЕЛЬНЫХ ДЕТЕЙ

Уже в Галле нам шепнули по секрету, а чуть дальше по побережью, в Матаре, это стало совершенно явным: интерес публики к чешским куклам кое-кого раздражал. Американское информбюро на Цейлоне отправило почти по нашему маршруту кинопередвижку и повсюду устраивало конкурирующие сеансы, разумеется бесплатные. В то время как у нас маленький Ясанек сражался с драконом, на ближайшей площади антисоветские фильмы сражались с призраком коммунизма. Но зрителей у нас было больше.

Их было столько, что один любезный местный сановник счел нужным прийти нам на помощь: выступить на авансцене и объяснить находившимся в зале, почему они там оказались и почему неудовлетворенные, стоящие у касс, остались снаружи. У тех, кто в зале, объяснял он, есть билеты, которые они своевременно купили. Те, кто остались снаружи, билетов не получат, так как все распродано.