Она, конечно, слышала о том, что великий полководец, оставив в столице жену и пятерых детей, всегда брал с собой в походы молоденьких содержанок, переодетых в казачьи мундиры. Болтали также о нём, будто до старости лет сохранил он страсть к прекрасному полу и остался большим любителем женских прелестей. Но не до такой же степени, чёрт побери...
— Значит, вам нужны особые доказательства? — спросила она.
— Да! — Князь наклонился к ней.
За этот пристальный, как бы ощупывающий взгляд Надежда, будь она в женском платье, не колеблясь ни секунды, дала бы старому греховоднику пощёчину. Но она была в мундире и свято верила в его великую силу.
— Слово чести офицера Российской Императорской армии! — отчеканила она. — Иных доказательств для вас, князь, у меня нет!
Неожиданно Кутузов рассмеялся:
— Отличный ответ, друг мой! Просто отличный!.. В награду целуй старика. — Фельдмаршал ткнул себя пальцем в щёку, и Надежда, поднявшись на цыпочки, осторожно коснулась этого места губами.
— Рад познакомиться с тобою лично, — продолжал полководец. — Ты служишь скромно и усердно, но не из робких будешь, я вижу...
— Да, ваше сиятельство. Я не из тех покорных барышень, которых знатные господа переодевают казачками и берут с собою на войну для интимных услуг...
— Не дерзи мне, Александров! — Он погрозил ей пальцем. — Ты остаёшься в моём штабе и знай, что в этом месте самый страшный враг офицера — его язык!
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! — Надежда щёлкнула каблуками.
— Ступай сейчас к генералу Коновницыну и скажи ему, что ты переведён ко мне из полка бессменным ординарцем. Пусть отдаст о сём в приказе...
Надежда с обычной чёткостью повернулась кругом и сделала несколько шагов к двери. Кутузов остановил её:
— Ты хромаешь? Отчего?
— Контужен и ранен при Шевардине.
— Был в лазарете?
— Никак нет, ваше высокопревосходительство. Лекарей и лазаретов я боюсь пуще огня.
— Да это и понятно, — произнёс фельдмаршал, с участием глядя на неё. — Ну, может быть, у меня тебе будет спокойнее, чем в полку. Всегда говори мне о своих трудностях. Я буду помогать.
9. ДОМОЙ!
Лихорадка и телега трясут меня без пощады.
У меня подорожная курьерская, и это
причиною, что все ямщики, не слушая
моих приказаний ехать тише, скачут сломя
голову. Малиновые лампасы и отвороты
мои столько пугают их...
Генерал-лейтенант Пётр Петрович Коновницын был назначен дежурным генералом всех армий 4 сентября 1812 года. Кутузов поставил перед ним задачу ответственную и трудную — привести войска, расстроенные при Бородине, в боевую готовность. Известный своей неутомимостью в выполнении поручений начальства, Коновницын спал теперь не более трёх часов в сутки, ел и пил в седле и заставлял также работать всех своих подчинённых. Надежду, поступившую в группу ординарцев, он узнал и приветствовал словами: «А, старый знакомый! Теперь поездишь по здешним дорогам. Дел у нас масса...»
Красная Пахра была деревней большой, в ней имелось немало домов, удобных для постоя. Но генералов, полковников, подполковников, майоров и других чиновников от 6-го класса и выше, обретающихся при Главной квартире в эти дни, было гораздо больше. Потому ординарцам — обер-офицерам для жилья дали в поместье Салтыкова только дощатый сарай, который не отапливался.
Несколько лавок вдоль стен, колченогие табуретки и некрашеный стол посредине составляли все его убранство. Ещё на столе ставили ведёрный самовар, который регулярно нагревали. Вернувшись из поездки с поручением, каждый ординарец мог получить здесь кусок хлеба и кружку горячего чая. Это был единственный способ хоть как-то согреться.
На холод и полуголодное существование Надежда бы не обратила внимания, если б не контузия. Нога снова стала болеть, и очень сильно. По утрам она с трудом вставала. Ступня, голень, колено, бедро отекали, теряли подвижность.
Фельдмаршал не забыл о своём необычном ординарце. Через пять дней он вызвал поручика Александрова к себе.
— Как твоя служба в штабе? Отдохнул ли ты?
— На отдых тут, ваше сиятельство, я и не рассчитывал. А служба обычная. Поскачи, отвези, объясни, посмотри, передай, догони...
— Что-то ты бледен, друг мой. — Кутузов посмотрел на неё внимательно.
— Контузия донимает. С ногой плохо, и это самое печальное для меня. — Надежда вздохнула.
— Вот что, Александров. Поезжай-ка ты домой на лечение.
— Нет-нет, ваше сиятельство! — испугалась она. — Теперь никто не покидает армию...
— Ошибаешься. — Князь подошёл к столу, взял какую-то бумагу с длинным списком фамилий и чинов, помахал ею в воздухе. — Здесь — двадцать семь господ офицеров. Молодцы как на подбор. А все больны. Горячка, лихорадка, ломота в костях, слабость всех членов...
— Но армия скоро пойдёт в поход.