С неба женщина упала

Саша кивнул. «Ну, бабуся! — с некоторой завистью подумала я. —'Я сама его отчество только сегодня узнала. А она не только знала, но еще и вспомнила через столько лет!» Баба Глаша деловито засеменила на кухню, мы с Сашей за ней. Я вдруг обнаружила, что у меня трясутся ноги, поэтому быстренько села на стул. Глянув на бабу Глашу, я укоризненно покачала головой:

— Ты, честно сказать, нас порядком напугала! Чего это таким лихим способом сюда пробиралась? Позвонила бы.

— Эва, брякнула! Позвонила! Да пока бы я звонила, все ворюги уже бы сгинули. Ищи-свищи!

— Ну да! А ты на них, значит, со скалкой? В рукопашную?

— Да я б их всех, мать их растак! Ночью по чужим квартирам шарить! — Баба Глаша воинственно сверкнула глазами. — Не на ту нарвалися!

Саша уже не дулся, он с интересом следил за нашей поздней гостьей, пряча улыбку в кулак.

— Чайку, баба Глаша? — спросила я, с трудом сдерживая зевоту.

— Да не... Какой чаек? Время-то... А чего вы сами-то поздно приехали? Да ты и не позвонила? Раньше всегда звонила, приеду, мол.

— В спешке все вышло, не успела. Завтра уедем. Баба. Глаша, ты знаешь... ты недельку-другую не заходи, отдохни. А подозрительное чего увидишь, сама не суйся, ни в коем случае. Договорились?

Баба Глаша задумчиво пожевала губами, покачала головой:

— Ты, Алевтина Георгиевна, не мудри. Скажи, как есть. Неча тут тайны разводить: В чем дело-то?

- Все в порядке, не волнуйся. Через пару недель еще заеду, тогда и поговорим.

Проводив бабу Глашу, мы с Сашей переглянулись и засмеялись.

— Ну и бабуся! — Саша улыбался, потом вдруг перестал и добавил: — Вот бы я ее зашиб, а?!

Он даже посерел от подобной мысли. Я поспешила его успокоить:

— Не беспокойтесь, Саша. Это только кажется, что эту старушку легко прибить. Она ловчее другого мужика будет. Она ведь, правда, в партизанском отряде была. Девчонкой совсем молоденькой. У нее вон целая коробка орденов да медалей. И снайпером была. Вот на вашем счету сколько душ? Э-э! То-то! А у бабуси — девятнадцать!

Это известие окончательно доконало несчастного Сашу, и он со вздохом улегся на раскладушку. Бедняга затрещала и застонала, а я подумала:

«Держись, бабуся!»

Дверца канареечной клетки никак не хотела запираться. Я злилась, но неподатливая проволока выскальзывала из рук. Петля задвижки выскальзывала из пазов, словно смазанная маслом. Закусив губу, я отбросила с потного лба

прилипшую челку. Большая красно-оранжевая канарейка, укоризненно глядя на меня сверху вниз черными глазками-бусинками, осуждающе качала головой и вздыхала. «Ну, вот, — подумала я. — Каждая шмакодявка будет еще головой качать!» Я-то прекрасно понимала, что она только и ждет, чтобы я отошла. А она фить — и готово! Ловите меня! Не выйдет! Я выразительно посмотрела канарейке прямо в глаз и сказала:

— Фигушки!

— Да ладно тебе, Алевтина! — примирительно сказала канарейка.

- Я раскрыла рот, потому что никогда не сталкивалась с говорящими канарейками, ладно там попугай или хотя бы ворона. А тут...

—Алевтина! — настаивала канарейка. — Алевтина!

Закрыв руками уши, я затрясла головой, но все равно было слышно:

— Алевтина! Алевтина! Аля!

Я открыла глаза и сразу зажмурилась. Солнечный свет, отраженный от напольных часов с маятником, стоящих в гостиной, ослепил меня в первое мгновение. Я приподняла голову, затем открыла один глаз.

— Ну, ты даешь! — Я наконец разглядела Юльку, стоявшую рядом.

Сама же я почему-то находилась в кресле.

— Ты теперь разогнешься, дорогая? — поинтересовалась подружка и была права.

Эта процедура давалась мне с таким трудом, что Юлька начала надо мной хихикать.

— Ольга Корбут, да и только! Тебе на печке надо лежать, гимнастка несчастная! Чего ты в кресле спать-то улег...уселась?

Вопрос был не в бровь, а в глаз. Постелила же я себе в кабинете на диване? Тут я вспомнила наше ночное приключение и ополчилась на Юльку:

— Кто на печке лежал, это еще надо выяснить! Мы с Сашей всю ночь оборону держали, а некоторые всю ночь прохрюкали. Ни стыда, ни совести!

Юлька несколько озадачилась, сдвинула брови и поинтересовалась:

-Как это, дорогая, оборону? Это ты на что намекаешь? На... комплектацию?

— Вот корова и извращенка! — рассердилась я, барахтаясь в кресле. — В глупой голове и мысли глупые! Сейчас вот встану — получишь в глаз.

Подруга переместилась на пару шагов назад и пропела:

— Ох! Ты встань сначала!

Пока я распрямляла затекшую спину, Юлька вертелась вокруг меня ужом и ныла:

— Ну, Алечка! Ну, в чем дело-то?

Наконец я выпрямилась, с презрением глянула на Юльку, вздохнула и, сжалившись, рассказала ей ночную историю. Услышав про скалку, она принялась хохотать, держась за живот. Глядя на нее, я тоже засмеялась. Успокоившись, она спросила:

— Ну а в кресле-то зачем спать?

— Да, честно сказать, я и сама не пойму, Так переволновалась... Помню, вроде сюда села... Видно, не заметила, как уснула. Вот ночка, не приведи господи!

В дверях раздалось деликатное покашливание. Мы оглянулись и увидели Сашу.

— Я стол накрыл. Времени уже много, надо бы поспешить.

— Да, Саша, идем, — откликнулась Юлька, и мы отправились умываться.