— А я не могу играть на пианино, — подхватил мальчик, — потому что это Алешка научил меня играть. — И еще прошептал: — Пошли тогда в лес.
— Не могу, — покачала она головой. — Я выхожу замуж.
У нее из пальцев выскользнул стакан, но не разбился на коврике на полу, и Олька заплакала. Павлушка сначала даже не понял, почему она плачет; потом догадался: не от пролитого же вина плачет — а оттого, что стакан не разбился и ей счастья, выйдя замуж, не видать.
— Не надо об этом думать, — сказал Павлушка.
— А о чем?
— О чем-нибудь другом.
— Когда у бабушки начинают трястись руки, — начала Олька, — иногда я не выдерживаю, сжимаю их изо всех сил, пока не почувствую, что они уже не трясутся, и только тогда могу думать о другом, — и она опять расплакалась.
— Перестань, — попросил Павлушка, не зная, как ей помочь.
— Я стала некрасивая? — вытирая слезы, всхлипнула Олька.
— С чего ты взяла?
— Растолстела.
— Для меня ты какая была, такая и осталась. — Павлушка не знал, что ей ответить.
— Не надо об этом.
— Ты сама первая начала, — сказал мальчик.
Она улыбнулась с грустью:
— Я рада, что ты меня не забываешь.
— Как я могу тебя забыть? — удивился Павлушка и тоже загрустил.
— Можно я полежу? — Олька будто попросила разрешения и прилегла на диванчик. — Я поняла, — добавила, — с чего начинается старость.
— Ну, и с чего?
— Когда из жизни уходят мечтания, — вздохнула Олька. — Я сегодня, — пробормотала, оправдываясь, — очень рано поднялась…
Павлушка догадался — она сегодня и не ложилась, но не успел опомниться, как Олька закрыла глаза и уснула. Павлушка присел, посмотрел на часы, а его поезд ушел, и что ему сейчас делать, но уйти, когда Олька заснула, не попрощаться, было нехорошо. Мальчик вспомнил, как раньше носил ей каждый день записки от старшего брата, задумался и вздрогнул, когда послышались шаги. Павлушка сначала подумал, что это Олькина мама, затем увидел бабушку. Нащупывая веревку, протянутую вдоль коридора, старуха выбралась на крыльцо и на свежем воздухе глубоко вздохнула. Павлушка поднялся и, выйдя на цыпочках из кухни, заглянул в комнату старухи. Когда старший брат
Еще было светло, но на улице ни души, и туча обкладывала небо. Листья на деревьях зашелестели, когда посыпался дождь. Павлушка побрел домой, позабыв, что мама развелась с папой, и папа женился. Загремел гром, ночь в грозу наступила раньше, и сделалось очень грустно, что скоро осень и опять в школу.
3
Сначала мальчика разбудил папа — поцеловал, уходя на работу, — затем тетя Мотя распахнула окошко, вставила от мух сетку, которой раньше накрывали цыплят, и в спальне сразу посвежело. Через дырочки, которые папа пробил гвоздем в куске жести, струились лучики солнца и тянул свежий воздух. На другой стороне улицы ржавая крыша из таких же кусков жести, за ней береза под небо — из окна не видно верхушки.
Выйдя на кухню, Павлушка увидел за столом девочку. Тетя Мотя налила молока, а сама ушла. Поднеся ко рту кружку, Павлушка заметил на большом пальце гусеницу и невольно махнул от себя рукой с кружкой, чтобы сбросить гусеницу, — расплескал молоко по столу, а девочка засмеялась. Павлушка сконфузился, не знал, что сказать, но девочка так смеялась, что и он засмеялся.
Вернулась тетя Мотя — и сразу же на дочку:
— Что ты наделала?!
— Это я, — признался Павлушка и, выходя, дернул за косичку девочку, а на улице вспомнил, что забыл, не попрощался с пианино, но возвращаться не стал.
Поднявшись на горку, мальчик оглянулся, как всегда оглядывался, чтобы посмотреть так — будто никогда не увидишь больше свой дом, и, если так глянешь, — обязательно вернешься. Он оглядывался всегда с отчаянием на лице, а сейчас, когда девочка в окне махала ему и улыбалась, оглянулся с еще большим отчаянием.
Небо синее, бездонное, ни одной тучки; солнце пекло — и Павлушка решил искупаться, пока в горах не начал таять снег. Мальчик повернул к пляжу. После грозы и не подумаешь, что его вчера распахали на тракторе. Земля крепко прибита дождем, но уже на солнце подсыхала, и там, где подсохла, песок под ногами рассыпался.