С/с. Том 21

— А вы догадливы, — согласилась она, рассматривая браслет.

По всему было видно, что она собирается проговорить со мной всю ночь, и я открыл дверь.

— Я тороплюсь, — сказал я. — Был счастлив познакомиться с вами. Я сочувствую вам и сожалею, что был вынужден ударить вашего мужа.

— Не надо извинений. Это даст ему много новых сюжетов для рассказов. — Она подошла ко мне.

— Все равно, я сожалею.

Наши лица были рядом.

— Вы видите жизнь под совершенно иным углом, не так ли? — спросила она.

Я обнял ее и поцеловал. Наш поцелуй длился около минуты, потом я медленно отстранился.

— Жизнь прекрасна, — я пошел вниз по ступенькам, ни разу не оглянувшись.

2

Я вернулся на «Меркурии» на пристань и поставил автомобиль в деревянный гараж Тима Дувала. Выключив двигатель и фары, я вышел из машины, закрыл дверь гаража и направился к дому. Лучи прожекторов по-прежнему освещали небо над Парадиз-Палм. Может быть, полицейские думали, что я прячусь в облаках. Время от времени раздавались одиночные выстрелы — должно быть, у кого-то из копов сдавали нервы. Центр ажиотажа находился теперь в двух милях от меня, а здесь все было спокойно.

Я постучал в дверь приземистого, с полинялым фасадом домика и стал ждать. Через минуту женский голос спросил:

— Кто там?

— Тим дома? — спросил я, отступив на шаг, чтобы лучше видеть белую фигуру в окне.

— Нет.

— Это Кейн.

— Подождите, — через несколько минут дверь открылась.

— А где Тим? — спросил я, стараясь рассмотреть женщину в полутьме.

— Вы бы лучше вошли, — предложила она.

— А вы кто?

— Жена Тима, — в ее голосе звучали нотки гордости.

Я бы не удивился, если бы несколько представителей закона ожидали меня внутри, но тем не менее не верил в подобную возможность.

Я последовал за женщиной по коридору, и мы вошли в гостиную, освещенную парафиновой свечой. Принадлежности для рыбной ловли висели на стене. Теплая фуфайка, штормовка и резиновые сапоги сразу говорили о профессии хозяина. Тут же находился стол, три стула с прямыми резными спинками, плюшевое кресло и вместительный сундук. Комната была очень чистой и уютной, так что я почувствовал себя как дома.

Миссис Дувал — высокая, еще красивая женщина с длинными ногами и широкими бедрами. Она выглядела моложе сорока четырех лет, и ее загорелое лицо было энергичным в обрамлении черных как смоль волос. Она тоже рассматривала меня.

— Тим утверждает, что вы хороший человек, — сказала женщина. — Надеюсь, он знает, что говорит.

Я улыбнулся.

— Он доверчивый человек. Но я действительно не злой.

— Садитесь, — пригласила она. — Я знала, что вы придете, и держу еду горячей.

Внезапно я почувствовал, что очень голоден. Она постелила на край стола салфетку, положила нож и вилку и вернулась к печи.

— Все мужчины одинаковы, — проговорила она. — Вы уходите, развлекаетесь и возвращаетесь, когда проголодаетесь.

— Тим такой же?

— Почти, но не такой, как вы.

Я посмотрел на большой, аппетитного вида бифштекс на тарелке и пододвинул стул.

— Сегодня ночью я здорово повеселился. — сказал я, принимаясь за еду. — А где Тим?

— Поехал на Кудко-Ки.

— На катере?

— На лодке. Он сказал, что катер, возможно, понадобится вам.

— Но это ведь далеко.

— Это ему не впервой.

Я постучал ножом по тарелке.

— Замечательная еда!

Она кивнула и продолжала:

— Джед Дэвис ожидает вас. Хотите с ним поговорить?

Нахмурившись, я вспомнил.

— Журналист?

— Да.

— С ним все в порядке?

— Это друг Тима. У Тима странные друзья, но он вас не укусит.

— Тогда я поговорю с ним, — весело сказал я.

Она вышла.

Я съел лишь половину бифштекса, когда дверь отворилась и мужчина гигантского роста появился на пороге. Толстомордое, волевое лицо, маленькие, заплывшие жиром глазки с хищным прищуром и открытая дружелюбная улыбка. На нем был темный твидовый костюм, выглядевший так, словно его не снимали с момента покупки, а куплен он был далеко не вчера. Старая помятая шляпа, немного тесноватая для его головы, была сдвинута на затылок. Между белых мелких зубов торчала сигара. Оценивающе глянув на меня, он закрыл дверь и подошел к столу.

— Представитель пишущей братии приветствует вас!

— Взаимно! — ответил я, продолжая есть.

Он снял шляпу, пригладил волосы пятерней и уселся в кресло, затрещавшее под его тяжестью.

— Можно сказать, вы разворошили весь этот муравейник, называемый Парадиз-Палм, — сказал он, вынимая сигару и скептически оценивая ее длину. — У меня ощущение, что я стал военным корреспондентом.

— Вот как?

Он мельком глянул на стол.

— Что-то я не вижу выпивки.

— Не злоупотребляю…

Он с трудом поднялся.

— Ну, это зря! Хэтти прекрасная повариха, но ей никак не может прийти в голову; что мужикам нужна жидкость. — Он поднял крышку сундука, достал оттуда черную бутылку без этикетки и два высоких бокала. Щедро плеснув в оба, он один протянул мне, а с другим вернулся в кресло.

— Пусть сдохнут наши враги! — провозгласил он, поднимая бокал.

Мы выпили.

— До каких пор будет продолжаться вся эта суматоха? — спросил он.

— Пока я не найду убийцу Херрика.

— Так это не вы убили его?

— Нет. Я лишь мальчик для битья. Это политическое преступление.