Город София служил, как известно, военным госпиталем и местом склада продовольственных запасов для турецкой армии, сосредоточенной в Плевне и на Балканах и оперировавшей вдоль линии Софийского шоссе. Лучшие дома города были отведены под больницы раненым и больным солдатам, число которых доходило по временам до 12 тысяч и более человек. Накануне нашего вступления в Софию число это простиралось, по показаниям английских врачей, до семи тысяч раненых; но мы, войдя в город, нашли только две или три тысячи больных и раненых турок, остальные (до пяти тысяч) ушли при нашем приближении вместе с бежавшим из Софии турецким войском. Врачи-англичане, которых мы застали в городе, рассказывали нам, что бегство раненых из госпиталей представляло ужасное зрелище. Решились они уйти из страха быть перерезанными русскими, более всего страшась жестокого и кровожадного Гаурк-паши (генерала Гурко), не знающего пощады, да к тому же и паша, начальник гарнизона Софии, приказал всем туркам – жителям Софии, не исключая раненых и больных солдат, следовать за войском.
Но помимо этого приказания, панический страх, объявший турецких солдат и жителей Софии ввиду обрисовавшихся темных масс русского войска под стенами города, сообщился сам собой в госпитали: раненые, за минуту перед тем стонавшие на своих кроватях от боли при малейшем движении, вскочили на ноги и повыбежали на улицу. Недавно ампутированные, тифозные, зараженные гангреной – все, кто только могли в возбужденном состоянии сползти с постелей, все покинули больницы и потянулись по городу, кто опираясь на палку, кто ползком на четвереньках. Город огласился стенаниями, криком и воем. Паша распорядился дать каждому раненому по куску хлеба на дорогу. Раненые и больные десятками падали по улицам на землю и не в состоянии были подняться снова на ноги; многие тут же и умирали. Турецкие военные врачи ушли также вслед за войском, исключая разве двух-трех оставшихся спокойно в госпиталях дожидаться прихода русских. Казаки, отправленные преследовать турецкое войско, нашли весь путь отступления турок усеянным полуживыми и умершими беглецами из больницы.
Генерал Гурко, вступив в Софию, посетил на другой же день турецкие и английские госпитали города. Вид турецких госпиталей ужасен. Я не берусь описывать открывшегося нам зрелища, когда мы вошли в конак, служивший у турок самым обширным помещением для раненых. Но я думаю, что все когда-либо написанные картины, изображающие мучения грешников в аду, слабы и ничтожны в сравнении с действительностью подобного турецкого военного госпиталя. Например, в коридорах госпиталя мы видели валявшиеся на полу гниющие и вовсе сгнившие трупы рядом с живыми еще ранеными, корчившимися в предсмертных судорогах. На полу липкая грязь от гноя и кучи нечистот. Запах невыносимый. Два турецких военных врача, сопровождавших генерала Гурко у входа в один из таких коридоров, выхватили платки из карманов, зажали носы и, возведя глаза к небу, стали восклицать: «Алла! Алла!». По-видимому, они и не заглядывали сюда ни разу до настоящей минуты. В палатах госпиталя мы нашли между многими пустыми кроватями несколько занятых больными и ранеными, не бывшими, вероятно, в состоянии сползти с постелей, чтобы бежать за турецким войском. Эти раненые дня три как не были перевязаны, два дня ничего не ели и жалобно стенали; на других кроватях лежали мертвые; иной раз мудрено было отличить мертвого от живого. Казавшийся трупом внезапно шевелился при приближении к нему и через секунду снова лежал без признаков жизни. В палатках – та же грязь и та же вонь, что и в коридорах, те же трупы и полуживые мертвецы на полу, упавшие раз с постелей и оставшиеся лежать на земле. Генерал Гурко обошел все палаты, все закоулки больницы и приказал сейчас же вынести мертвых, госпиталь вычистить, перевязать и накормить раненых и организовать правильную заботу о них.