С тобой? Никогда!

Я посмотрела на него, пытаясь отыскать признаки сумасшествия, но ничего такого не увидела. Кажется, он, и правда, скучал по мне все эти годы.

— У неё интересная история и хорошая «родословная». Но важно не это. Мне подарил его маленький мальчик, отец которого очень хотел видеть его успешным пианистом. — Ярик наклонился на рояль и погладил его корпус ладонью. — Только он не был одержим, как мой отец, и не заставлял его играть зубодробительную Первую сонату Шостаковича. Просто делал всё для того, чтобы мечты его сына становились реальностью.

— Так зачем же этот мальчик сделал тебе такой подарок? — Спросила я, вставая. — Разве ему самому не нужен был этот замечательный инструмент с историей?

Лицо Ярослава стало невыносимо печальным.

— Он сам этого захотел, и его отец одобрил его желание. — Он сглотнул. — Дело в том, что два последних года я занимался с этим мальчиком у него на дому. Давал уроки. Парнишка не мог больше посещать музыкальную школу. Ему всего десять, а он умирает от рака, представляешь? — Ярик сжал зубы и дернул головой. — Никто не хотел браться за эти уроки, потому что это, видите ли, «угнетает». И никто не хотел вкладываться в ученика, который будет бесполезен. Который не вырастет и никогда не оправдает надежд родителей и педагогов. Все эти уроки… — Он зажмурился. — Мне не важно, что я обучаю того, кто должен умереть, так и не воспользовавшись полученными навыками. Ему нравится музыка. И ему становится легче после занятий. Это для меня самое главное.

— Ты… очень привык к нему?

Ярик вдохнул, выдохнул и открыл глаза. В них блестели слезы.

— Очень. Но такова жизнь… Когда-нибудь мне с ним придется попрощаться…

— Тебе нужно обработать рану. — Хрипло произнесла я. — Неси аптечку.

37

На ткани возле ворота его футболки краснели капельки крови.

— Сними. — Попросила я, смачивая ватный диск. — Нужно будет ее замочить.

Хмуро оглядев пятна, Ярик послушался. Стащил футболку через голову и сел на стул напротив меня.

— Придется немного потерпеть. — Предупредила я, подступая ближе.

Он сидел на стуле, смущая меня видом своего подтянутого тела: широкими плечами, крепкими мышцами, обтянутыми смуглой кожей, стальным прессом, которого отчаянно хотелось коснуться пальцами.

— Готов?

— Угу. — Хмыкнул он, подставляя мне правую сторону лица.

Мне пришлось сглотнуть, чтобы вернуть способность разговаривать. С дрожащими коленками было сложнее: тело буквально звенело от напряжения.

— Щека опухла. — Сообщила я, нежно промокая ваткой подтеки ниже его виска. — Я не специалист, но бровь вроде можно не зашивать. Рана затянулась… и больше… не кровоточит.

— Ай. — Слегка вздрогнул он, когда я, задумавшись, задела краешек рассечения.

— Прости.

— Ничего. — Выдохнул Ярик. — До свадьбы заживет.

Я улыбнулась. Эти слова, которыми обычно уговаривают не плакать маленьких детей, теперь звучали совсем по-другому. Отчего вдруг?

— Покажи руки.

Ярослав послушно вытянул их ладонями вверх.

— Переверни. — Улыбнулась я.

Он показал сбитые костяшки пальцев, и мне ничего не осталось, кроме как покачать головой.

— Обещай, что больше не полезешь в драку. — Попросила, обрабатывая его руку.

— Если надо будет, полезу.

Я улыбнулась:

— Упрямый.

Отпустила его руку и наклонилась, чтобы еще раз взглянуть на рану возле виска.

— Тебе небезопасно оставаться в клубе. — Тихо проговорил Ярик.

— Не переживай, я не маленькая. Тим разберется с этим подонком, и он больше не появится даже на пороге. Надо будет, усилю охрану…

— Я не хочу переживать за тебя. — Он перехватил мою руку.

Вторая его рука легла на мое бедро.

— Тебе не придется… Обещаю. — Глухо произнесла я, проваливаясь в волнение от его прикосновений.

— Не пущу тебя туда. — Ярик медленно скользил взглядом по моей фигуре: по ногам, по животу, по груди и, наконец, остановился на лице.

— Я могу поторговаться? — Попыталась усмехнуться я.

Во рту пересохло.

— Вряд ли. — Его рука поднялась выше.

Я чувствовала его дыхание даже через ткань одежды.

— Думаешь…

Но парень не дал мне договорить. Встал и притянул меня к себе.

Нет. Не целовал. Просто прижимал к себе, глядя прямо в глаза и тяжело дыша. Будто ждал разрешения или ответов на какие-то вопросы. А я дрожала в его объятиях и не понимала: а чего мы раньше-то ждали?

Почему людям вечно нужно все усложнять?

— Даша, я…

— Молчи.

У каждого должен быть второй шанс. Вот третий — нет. А второй — обязательно. Особенно, если есть за что бороться, что сохранять. И если прощать, то только по-настоящему: больше не вспоминать обид, начать с чистого листа. Выдохнуть всю боль и вдохнуть новую счастливую жизнь.

Мы потеряли слишком много времени, и нам требовалось его срочно наверстать.

— Молчи. — Сказала я и поцеловала его.

Со всей страстью и нежностью, накопившейся с годами. Отбросив ненужные смущение и робость, оставив только желание и любовь. Потому, что как бы я не злилась, какие бы обиды не таила, я продолжала его любить. Всегда. И знала, что я его, а он — только мой.

И теперь я была готова. Я хотела этого. Хотела подарить ему себя.