Когда государь поехал на станцию к обеду в поезд императрицы Марии Федоровны, я впервые не сопровождал §го при поездке по Могилеву. Вернувшись в исходе 11-го часа от императрицы, государь послал за мною и сказал, что императрица Мария Федоровна, предполагая завтра ехать в Киев, не возражает, чтобы я ехал в ее поезде. С одной стороны, это меня глубоко тронуло, а с другой — поразило, так как со времени моего вступления в должность дворцового коменданта императрица Мария Федоровна не давала мне повода считать ее благорасположенной ко мне, несмотря на то что мой отец был при императоре Александре II почти во все время его царствования и, кроме того, был единственным из лиц свиты покойного императора, оставшимся и при императоре Александре III до его кончины. Нерасположение императрицы Марии Федоровны к себе я объясняю помимо других причин соревнованием между двумя дворами: почти все приближенные к большому двору подвергались ее строгой критике, тогда как осуждавшие молодую императрицу любезно бывали приняты императрицей Марией Федоровной, не чувствовавшей расположения к своей августейшей невестке. Проявлением этого нерасположения императрица Мария Федоровна неосознанно наносила большой вред престижу трона. Умение прикрывать милой улыбкой затаенные неприязненные чувства вводило многих в обман, благодаря чему общественное мнение приписывало вдовствующей императрице большую доброту — в противоположность молодой императрице, которая, однако, проявляла большое благородство по отношению к своей августейшей свекрови: никто из посторонних никогда не слыхал от государыни Александры Федоровны ни единого слова осуждения по адресу императрицы Марии Федоровны, причем и детей своих она воспитала в полнейшем уважении и почтении к бабушке, матери своего супруга.
4
В ночь на 28 февраля исполнительный комитет Государственной думы выпустил воззвание:
«
Несколько дней спустя это новорожденное правительство объявило, за подписью своего председателя князя Львова, по телеграфу всей России:
«