С вождями и без них

Народ ответит смело,

Что власти ежечасно

Должны хоть что-то делать.

А не хотят - так гнать их

Ко всем чертям, не ближе.

Сурово наказать их

Пускай живут в Париже.

Вслед обложить их, братцы,

Со всей свободой слова.

Затем же постараться

Избрать таких же снова.

Признание Москве

Люблю Москву от А до Я,

Бульвары, площади и парки

От Самотеки до Кремля

И от Таганки до Варварки.

Я не московский "коренник".

Скитаясь в поисках удачи,

Я к ней пожизненно приник

И не могу теперь иначе.

Век благодарен я тому,

Что мне пришлось - по малой мерке

Оборонять Москву в Крыму,

В Херсоне, Минске, Кенигсберге.

А по окраинам ее

Бродил я не столичным франтом,

Одетым в старое тряпье

Полуголодным аспирантом.

Экватор целый отшагал

По улицам ее центральным,

Благоговейно замирал

Под каждым знаком поминальным.

Здесь жил Некрасов, там Толстой,

Тут умер Фет, родился Герцен,

А в монастырской башне той

Огнем пытали страстотерпцев.

И, на Ваганьковском бродя,

Снимая шляпу с умиленьем,

Шептал, к Сергею подойдя,

"Спасибо, дорогой Есенин!"

А возложивши свой букет,

Я вслух, при всем честном народе,

Кричал Высоцкому: "Привет!"

(Бывал в гостях у нас Володя.)

С Москвою легче мне в беду,

В судьбы суровые моменты.

Когда мне плохо, я иду

За утешеньем к монументам.

Стою, застыв, как часовой,

Я перед Пушкиным, который,

Поникнув гордой головой,

Глядит на нас с немым укором.

Ты прав, поэт, пора уж нам

Перед Москвою повиниться.

Хоть нет доверия к слезам,

Поплачем вместе со столицей.

Не успокоюсь я, пока

С души своей не сброшу груза.

Да, мы остались в дураках,

Не сберегли тебе Союза.

Не быть тебе уж "Третьим Римом".

Но не печалуйся, как знать,

Святым угодником хранима,

Ты ведь и Пятым можешь стать.

В старинных храмах и дворцах

Мелькают царственные тени.

Здесь Грозный каялся в грехах,

Там просвещал рабочих Ленин.

Не чужд политике и я,

Мотался в коридорах власти.

Там вдосталь грязи и вранья,

Избави Бог от сей напасти.

Пустились "новые" в загул,

Притихли "старые" в отчаянье.

Как Бах, звучит, Москва, твой гул,

И как Шопен - твое молчанье.

Мороз. Мерцают фонари.

Проносятся автомобили.

Дождусь ли новой я зари?

Мы были или мы не были?

* * *

Люблю Москву от А до Я.

Любил всегда, люблю поныне...

Но лишь с тобой,

А без тебя

Она безмолвна, как пустыня.

Куда мир движется

Куда мир движется, к чему,

И кто его толкает в спину?

Пока загадки не пойму,

Я эту землю не покину.

Перечитал тьму мудрых книг

От Аристотеля до Маркса,

Нашел ответ... и сразу сник:

Увы, его закрыла клякса.

Пришлось трудиться самому.

Всю жизнь провел я в размышленье

И наконец - хвала уму!

Пришло искомое решенье.

Куда мы движемся? Туда,

Откуда больше нет возврата.

Что нами движет? Суета

И любопытство виноваты.

Ну и последнее: зачем?

Не может мир остановиться.

Мы вечно движемся затем,

Чтоб ухватить крыло жар-птицы.

О смысле бытия

Терзался я над смыслом бытия,

И есть ли Бог, и где его обитель,

А если есть - кто в этой драме я,

Герой, статист или случайный зритель?

Полжизни прожил и миллион дорог

Я отшагал, пока не осенило:

Я человек, в моей душе есть Бог

И в ней же место для нечистой силы.

Я человек - я мал и я велик,

Богат и беден, пусть в неравной мере.

Правдив и лжив мой ум и мой язык,

Я Пушкин и Дантес,

Я Моцарт и Сальери.

Я человек - не дрогнув, я умру

За истину, за Родину, за веру.

Я человек - не дрогнув, я убью

За золото, за землю, за химеру.

А уж потом пойму, что суетой

Я был по неразумию охвачен,

И истине служил совсем не той,

И участи иной я предназначен.

Искать не надо смысла бытия,

Его там нет. Есть самое простое:

Одна любовь чего-то в мире стоит,

Одна любовь, и значит - ты да я.

Как полагается каждому стихотворцу, независимо от того, относится он к семье поэтов или клану рифмоплетов, я обязан был сочинить себе эпитафию.

Такой, как все, но чуточку другой,

Я чуточку не унесу с собой.

Ведь чуточка - надеюсь, так случится!

Хоть чуточку кому-то пригодится.