С высоты птичьего полета

А обсуждалось непростое. Предлагаемая конструкция не всегда выглядела эргономически совершенной, удобной для работы в космосе. Выносная французская конструкция, что должна была работать в открытом космосе, крепилась на поручни станции. По ним, выходя в открытый космос, перемещались космонавты. Из открытого люка сначала выносилась крепежная платформа и крепилась к поручням станции, а потом уже на ней закреплялась и основная конструкция.

Перед нами на чертежах предлагаемая крепежная платформа. Она не совсем удобна. Восемь ручек фиксации к поручням бросаются в глаза. Конечно, не хотелось бы губить чужие идеи; очень просто все критиковать. Нам французский подход не кажется лучшим, а эти ручки «ни в какие ворота не лезут». И все-таки нам не хотелось навязывать только своё.

Восемь ручек – восемь возможностей зацепиться при выходе, намотать кабели, которые здесь в невесомости из неподвижных, послушных превращаются в своенравных упругих змей (каждый со своим норовом) и пытаются опутать, зацепиться за конструкцию, связать тебя, превратить космонавта в открытом космосе в спелёнатую фигуру, как в известной скульптурной группе изображается Лаокоон.

Обсуждать приходится каждое движение, какую-нибудь контрящую шпильку, закрепляемую на ворсовке и ленте, все имеет свои номера, и нужно представить себе космонавта, как он все это выполняет и, тратя массу движений, ругает конструктора. А времени у нас мало; эта встреча – всего-то навсего три рабочих дня с перерывами на обед и чай.

Чертежи еще не детализированы и допускают разное толкование. И сама необходимость перевода, когда троим нужно понять – тебе, ему и переводчику, тормозит согласование. Пока ещё ты в глухом лесу несогласованного начинаешь прорубать основные просеки, а убирать сучья и щепки, да и стволы отдельных вопросов придётся потом. Вперед, вперед. Са ва? Са ва. Дакор.

Сроки поджимают, и, скрепя сердце, памятуя слова С.П. Королева, что лучшее – враг хорошего, идём на компромисс.

Когда страсти накалялись, многое зависело от перевода. Переводчики имели каждый свой стиль. Мари-Жан и наша Таисия Табакова переводили, казалось, не задумываясь. Виктор Николаев пытался порой подыскать более точный технический эквивалент. В этом сказывалось желание инженера сначала понять. Что же лучше? Не знаю. В бойком разговоре стремительная Мари-Жан не всегда находила те русские слова, заменяя их иными, но мы её понимали. Зная отлично французский, в том числе и технический, она легко доносила смысл до наших коллег.

Объявлялся чай, и желающие шли в особую комнату, где стоял самовар и хлопотали радушные хозяйки, играла музыка. В комнате было прохладней, но атмосферу здесь определяли продолжавшиеся жаркие споры и присутствовала шутка. Амин Мамод пытался изобразить заботы космонавта, одной рукой тянущегося к конструкции, а другой и ногой… Словом, выходило смешно.

Вспомнили, что в ходе предыдущего проекта не все вопросы удалось решить за столом. Существовали французская и русская точки зрения. Решили вынести спор на футбольный газон. Специалисты составили «сборную Франции» и «сборную СССР». Тогда советская выиграла, решив тем самым спор в свою пользу. Лабарт, правда, заявил, что так получилось потому, что его не было. Наверное, и в самом деле так, ведь все знали: Лабарт играет в футбол и возглавляет местный футбольный клуб.

Касались вскользь и чисто футбольной темы. В газетах сообщалось о переходе Дасаева в спортивные зарубежные клубы. Чтобы положить конец досужим спорам, Лабарт предложил занести обменные варианты в наш протокол и в числе «специалистов», желаемых в Тулузе, назвал ещё и киевлянина Демьяненко. Как мы поняли, к футболу в Тулузе относятся серьезно, тому свидетельством обстоятельство, что президент весьма солидной и знаменитой фирмы «Матра» является и президентом тулузского футбольного клуба.

Столбик термометра не поднимался в эти дни выше минус 25°, а в Тулузе была в это время плюсовая температура: плюс 18°. Чтобы акклиматизироваться, объявил Лабарт, он по прибытии поместит себя в морозильную камеру, а затем, начиная от московской, с помощью регулятора постепенно сведёт её к тулузской температуре.

В конце прошлой, октябрьской, встречи Мамод сказал, что передаст работу Патрику Обри. Патрик оказался высоким, спортивного вида молодым человеком, одетым несколько экстравагантно. Он увлекается виндсерфингом и круглый год плавает под парусом то на побережье Атлантики, то в Средиземном море. До этого он работал в Париже и ему принадлежат слова: «Париж для туристов». Теперь он житель Тулузы.

На Пиренейском перешейке Тулуза расположена между океанским и морским побережьем. В свободные дни Обри, узнав из прогноза, где будет ветер, мчится или к Средиземному морю или к Атлантике. Он и родился на побережье, в курортном Биаррице.