С высоты птичьего полета

И началось. Скорая на руку «Фигаро» объявила: «Советы хотят ограбить „Ариан”… Москва опутала шпионской сетью Францию», и результатом обобщение: «русским ни в чем нельзя верить». Словно многосерийный фильм серии «Шпионы Ариан» разворачивался на экране реальной жизни. «Каждый второй советский турист, приезжающий во Францию, – делилась компания ТФ-1, – выполняет разведывательную миссию». «Русская обольстительница заслана советскими мастерами шпионажа, – вторила ей „Либерасьон”, – под предлогом брака с иностранцем… чтобы удовлетворить свой „колоссальный аппетит в технологии”».

Знали бы они, какие вещи у нас на выходе. После взрыва «Чэлленджера» и решения НАСА законсервировать корабли «Шаттл» до 1988 года неожиданную фору в западном мире получили французские носители. «Мы победили Голиафа, – писал в прошлом месяце „Нувель обсерватер”. – На сегодняшний момент мы контролируем рынок… Сам Пентагон, лишившись „Шаттлов”, пришел к нам с протянутой рукой. А ему сказали: в очередь, как и все!»

Взрыв ракеты-носителя «Арианы» в 1986 году уже грозил компании «Арианспейс» потерей клиентов. И теперь запуск «Арианы» откладывался уже девятнадцатый раз. Пугалом советского вмешательства видно решили отвлечь клиентов от собственных забот. Не забыли попутно пнуть и нашу перестройку, которая всколыхнула якобы «агрессивный коммунизм».

Здесь, как в капле воды, отразилось желание покрасоваться, преодолев отставание, оказаться впереди. Только космический марафон требует фундаментальности, и рекламные трюки могут лишь временно заслонить суть. Даже само название ракет – «Ариана» неудачно и сомнительно.

Ариана – от греческого Ариадна, дочери критского царя Миноса, что дала Тезею путеводную нить. Помощь её (вспомним миф) коллаборационистского толка: она помогла выйти чужеземцу из лабиринта, но не заслужила ни уважения его, ни любви и была брошена им на обратном пути в Афины, на одном из пустынных Эгейских островов.

Нить Ариадны

В Париже из первого газетного киоска, дверцы которого распахнуты как створки поставца, с выдвинутого наклонного стенда выглядывала рекламная полоса с огромным, черным по алому: «Красные шпионы крадут секреты „Арианы”».

А не следят ли и за нами агенты ДСТ (французской контрразведки), или мы для них – пренебрежимо малая величина и не стоим фокусировки внимания? Во всяком случае, неприятно чувствовать себя под стеклом предметного стола или на короткой веревочке.

В первый раз было несколько сомнительных моментов, которые сейчас приходят в голову. В воскресенье, в начале дня, оказались мы на улице Сен-Дени у знаменитых ворот. Шли, как обычно глазея по сторонам, но вот нам навстречу попался маленький, бросающийся в глаза человек. Он запомнился, может оттого, что по-особому посмотрел на нас. Через несколько шагов мы повернули обратно и опять увидели запомнившегося человечка. Он, оказывается, шагал следом за нами.

В тот же день, после обеда, мы гуляли рядом с гостиницей по Сен-Доминик, взад-вперед, у окон – витрин цветочного магазина. Только закончился короткий летний дождь, и снова светило солнце, и тротуар блестел, как лакированный, и щемило сердце от окружающей красоты. Вдруг идущий навстречу высокий молодой человек, поскользнувшись, боднул меня в живот. По законам баллистики я должен был как пушечное ядро тотчас же влететь в огромную цветочную витрину. Не знаю, как удалось мне удержаться, а встречный вежливо извинился и удалился.

Разумеется, воображение способно многое дорисовать… Поздно вечером, когда мы с Леней Горшковым, сфотографировав с моста светящуюся Эйфелеву башню, возвращались в гостиницу, заблудились, как говорится, в трех соснах. Знали мы, что где-то рядом есть поворот на нашу тихую Ожеро, но запамятовали где. Чтобы меньше плутать, решили спросить.

Встречные – спортивного вида парни не долго слушали нетвердый английский Горшкова и сходу ответили по-русски, словно знали, о чём мы можем спросить. И ещё история с пропавшим паспортом Горшкова: где и как его у него вытащили?

Больше подобных случаев не было. Селили нас в гостинице обычно рядом или на разных этажах, одного под другим, как мы смеялись – «по стояку», но не знали, была ли в этом случайность, или злой умысел. Известно, у страха глаза велики.

Первый апрель – никому не верь

Французы для нас непредсказуемо загадочны. С нами вели они себя корректно, по-деловому, но, оставаясь наедине, резвились, как школьники, и поднимали весёлую возню. Чаще в ходу была звуковая имитация. В лицах изображались «бойцы» медико-биологического эксперимента «Цирцея» – Акатов и Сигрист. «Я ломаю ручку», – говорилось похоже на Сигриста. Следовало движение, словно пишущая ручка ломалась о колено.

Как-то с Обри заговорили мы о террористах: вот покончили, например, с «Аксьон директ». «Да, – сказал Патрик, – но это ничего не значит, и не ясно даже, как он сам поведёт, когда закончится проект».