Удивление было понятно: гостиницы этой сети очень дорогие, в их конференц-залах нередко проходят межправительственные переговоры, и советским специалистам они, конечно, были не по карману. Но фрау Дитрих, организующая наши контакты с немецкими фирмами, не жалела затрат и взяла часть расходов на себя. Она жила в богатом районе Гамбурга в собственной половине четырехэтажного дома на две семьи, разделенного по вертикали. Верхние два этажа были личными апартаментами, а первый этаж и цоколь служили офисом, где нам приходилось часто бывать.
В результате многочисленных поездок по заводам и переговоров с фирмами Машиноэкспорт заключил контракт на проектирование цеха с компанией
Сошлись на двенадцати миллионах марок, что тогда было эквивалентно примерно восьми миллионам долларов. Технологическую часть проекта должна была выполнять фирма «Эрфурт – Крупп». С этой фирмой я от имени моего института «Гипроавтопром» подписал в начале 1991 года контракт на консультационные услуги, стоимость которых мы оценили в сто тысяч марок. Это был первый в истории института непосредственный контракт с зарубежной организацией, и этих денег тогда было достаточно, чтобы прокормить семьсот или, может быть, шестьсот – сейчас уже точно не помню – сотрудников института в течение года. В тяжелое время конца восьмидесятых это было очень кстати, тем более что работать по этому проекту должны были всего несколько человек.
По случаю начала совместной работы фирма «Эрфурт – Крупп» устроила торжественный обед в ресторане, в здании, примыкающем к вилле Хюгель, родовом доме семейства Крупп. До войны в этом здании обитала многочисленная прислуга семейства Крупп.
Моим соседом за столом оказался финансовый директор фирмы, который, естественно, прекрасно говорил по-английски и с которым мы обсудили много тем, не имеющих отношения к контракту, начиная от воспитания детей и кончая его опытом работы в Африке. Мы прониклись симпатией и доверием друг к другу, и это сыграло свою роль в спасении части нашего гонорара почти через год.
Контракт, который, тщательно изучив все детали, я подписал впервые в жизни, все-таки имел пункты, последствия которых я не предвидел. Контрактом предусматривались поездки наших специалистов в Германию для консультаций, а немецкая сторона обеспечивала за свой счет (то есть фактически за счет основного, большого контракта) проживание и питание. Я не догадался записать в контракт, что проживание должно быть в отелях классом не ниже четырех звезд, поэтому однажды в Эссене нас поселили в неплохой, но двухзвездной гостинице, а вот на питании немцы не экономили по понятным причинам: мы обедали и ужинали вместе с немецкими коллегами, поэтому рестораны выбирались отличные, а в выходные дни к нам присоединялись и члены их семей, потому что халяву любят везде.
Как-то раз после обеда в великолепном рыбном ресторане, где мы выбирали из садка живую рыбу, которую нам потом подавали в чрезвычайно аппетитном виде, и где счет был соответствующий, один из немецких коллег спросил, понравился ли мне ресторан.
– Конечно, – ответил я, – было очень вкусно и красиво, хотя и дорого.
Коллега, убежденный социал-демократ, забеспокоился.
– Да, ресторан дорогой, – сказал он, – к сожалению, простой рабочий может пообедать в таком ресторане не чаще, чем раз в месяц.
– У нас, – ответил я с ненужной откровенностью, – простой рабочий, к сожалению, может пообедать в таком ресторане не чаще, чем раз в жизни.
В выходные дни мы могли пообщаться с женами наших коллег и детьми, и это давало некоторые представления о жизни верхушки среднего класса в демократической стране. Жену руководителя фирмы я однажды спросил, не приедет ли она с мужем, когда он отправится в командировку в Москву.
– Я бы очень хотела, – сказала она, – но боюсь, что нас, немцев, в России все ненавидят.
А это был уже 1991 год, и родилась она после войны.