Сабанеев мост

Все же я не был законченным лодырем и к лекциям, которые посещал, относился серьезно, аккуратно их конспектируя. Играть на лекциях, как многие формально дисциплинированные студенты, в морской бой или в железку, мне казалось бессмысленной тратой времени. Между прочим, сегодня уже никто не помнит, что это за игра такая – железка. А это высокоинтеллектуальная игра с математическим уклоном, ничего общего не имевшая ни с французской карточной игрой chemin-de-fer

, ни с ее отечественным аналогом начала XX века – железной дорогой. Все было очень просто, никакой тягомотины. Один игрок зажимал в кулаке денежную купюру, например рубль, а второй должен был сказать: чет или нечет, иными словами, он должен был угадать, четная или нечетная сумма цифр, входящих в номер купюры. Если было угадано правильно, рубль переходил ко второму игроку, если нет – выигрывал первый. В железку играли в основном весьма обеспеченные студенты. Самым азартным игроком был Фима Гальперин, высокий, атлетически сложенный парень с непропорционально маленькой, какой-то змеиной головкой и с соответствующим интеллектом. Папа его был директором комиссионного магазина, что в те годы всеобщего дефицита было равносильно владению золотодобывающей шахтой. Расслоение общества, конечно не столь омерзительное, как в нынешние времена, было заметно и тогда. Среди нас были богатые студенты, модно одетые, не стесняющиеся в расходах, были и совершенно нищие, живущие на стипендию, приходившие в институт зимой в валенках и в старых лыжных шароварах. Я тоже ходил в лыжном костюме, но в новом, и поэтому мог считать себя середняком.

Когда я был на первом курсе, Наум Орлов, еще один инженер из окружения нашей семьи, повел меня на завод имени Войкова, чтобы я представил воочию свою будущую профессию. Многие москвичи еще помнят этот завод, отравлявший воздух в радиусе нескольких километров и находившийся возле станции метро «Войковская», на месте, где недавно построен роскошный торговый центр. До этой экскурсии мое представление о литейном производстве ограничивалось учебной базой нашей кафедры, которая размещалась на территории завода «Станколит» в чудом уцелевшей церквушке, где в алтаре находился так называемый плац. Здесь в земляную форму заливался жидкий металл из стоявшей неподалеку небольшой плавильной электропечи.

Завод производил чугунные радиаторы отопления и имел в своем составе большой чугунолитейный цех, который и показал мне Орлов. Для юноши из театральной семьи это было первое знакомство с производством. В здании, показавшемся мне огромным, дневной свет заменяло электрическое освещение, красновато-желтая струя жидкого металла, лившаяся из плавильной печи, вагранки, по желобу в ковши, бросала огненный отблеск на потные лица рабочих в широкополых войлочных, почти мушкетерских шляпах. Из ковшей металл заливался в земляные формы, изготовленные по моделям, определяющим контуры будущих отливок. Чтобы выдержать напор жидкого металла, земляные формы в опоках, то есть в специальных стальных каркасах, уплотнялись, встряхиваясь на формовочных машинах, отчего казалось, что в цехе с пулеметной скоростью работают гигантские молотобойцы. Формы в опоках двигались одна за другой на тележечном конвейере. Из обрубного отделения доносился визг наждаков, удаляющих заусенцы у готовых отливок. К жутковатой производственной полифонии шума и огня добавлялся неистребимый запах химических крепителей. В стержневом отделении из специальной смеси изготовлялись, а потом сушились в огромных вертикальных печах стержни, формирующие внутреннюю полость отливки. Здесь работали только женщины в темных спецовках.

– Посмотри на их серые лица, – сказал Наум, – это молодые женщины, которые изо дня в день по восемь часов подряд повторяют, как автоматы, несколько однообразных движений. А это здесь наиболее физически легкая работа. Подумай, чем они дышат. И ко всему, в воздухе стоит великий русский мат. Можно ли сохранить женственность, рожать здоровых детей! Не говорю уже о развитии интеллекта, о человеческих отношениях. Тебе, будущему инженеру, надо думать, как облегчить и очеловечить этот тяжелый монотонный труд. Нужна другая технология, автоматизация, надо исключить или хотя бы сократить применение женского труда на вредном производстве.

Так напутствовал меня в профессию старый опытный инженер Орлов около шестидесяти лет тому назад. Спустя сорок лет, прощаясь с Уральским автозаводом, я, вероятно, последний раз в своей жизни был в литейном цеху. Разумеется, время не прошло бесследно. Появилось новое, более производительное оборудование, изменилась технология, улучшилась вентиляция. Но рабски тяжелый, отупляющий труд остался, и, вероятно, еще не скоро автоматы и роботы заменят человека в литейных цехах.

Бдительность, туалеты и партийные начальники